Когда они проходили мимо «Железного Феликса», непоколебимо стоящего в темноте на осеннем ветру, Елена Сергеевна разочарованно подумала: «И это все?» Стало жаль своей тревоги и того чувства, будто она идет на какое-то не совсем безопасное дело, и внутренне стыдно самое себя. Душевный порыв? Какой тут к бесу порыв. Давно бы так поговорить, и делу конец. Небось Угарова ни о каких порывах не думает, а просто строчит свои доносы, которые там подкладывают в желтые папки… «Пока».
Но ее спутник был, по-видимому, другого мнения.
— Сколько власти одному человеку дано. Хочет — осчастливит, хочет — повергнет человека в бездну.
Кажется, он тоже любил выражаться витиевато. Елена Сергеевна улыбнулась: рабочий человек, откуда тут взяться декадансу. И сказала:
— Может быть, и везде так? Попали к нему под хорошее настроение, он и махнул рукой: «пусть живет». Но все-таки добавил: «пока». А если бы у него было плохое настроение?
Неторопливо вышагивая рядом с ней, Гурьев подсказал:
— Махнул бы рукой и… нас с вами на заметку: не путайтесь под ногами…
— Страшно, когда все от одного зависит.
— А вы не очень-то пугайтесь. Хотя вы-то не побоялись.
— И вы тоже.
— Вам за это уважение во веки веков. От всей души поклон.
Он и в самом деле снял шапку и склонил голову над ее плечом. Она засмеялась:
— Что это мы с вами расхвастались так! Подумаешь, герои какие. За человека вступились, только и всего. Но он сказал: «пока». Это зачем?
Словно прислушиваясь к своим мыслям, Гурьев ответил:
— Очень просто: оттого, что он сам «пока». Сколько их сменилось за последние годы? Начальства всякого, неугодного. А мы работаем, мы-то с вами — постоянные.
Ее не удивила простота его объяснения, потому что и она сама втайне так же думала о непрочности всякого зла.
Зло непрочно. А добро? Она осторожно заметила:
— Счастье, говорят, недолговечно.
— Говорят. — Он потряс большим кулаком, словно угрожая кому-то, кто проповедует такие мысли. — Это те, которые только говорят. А те, которые сами добиваются, знают, что будет прочно. Это самая, учтите, прочная штука на свете — стремление человека к счастью.
Слушая Гурьева, она подумала, что, конечно, он любит только все прочное, устойчивое, и вещи, которые он делает, и человеческие отношения. Это понятно, она тоже любила прочные знания, это была та «вещь», которую она создавала. Очень хорошо, что Сеня попал в такие руки.
— А они все «пока»? — спросила она.
— Обязательно.
— Но ведь я на этом не могу успокоиться. «Пусть поработает пока». А завтра ему взбредет в голову: «Пусть не работает. Пока». Нет, за Емельянова придется еще побороться.