Сейчас он промышлял железными печурками. Вот эту он тоже принес и сам установил. И чтобы у хозяев сомнения не было, сам и затопил. Послушав, как гудит пламя в трубе, похвалился:
«Вот вам и Кузя Конский — беда и выручка. Давай, хозяйка, радуйся, благодари мастера».
«Ох ты, мастер, мастер, — вздыхала мама, отсчитывая деньги. — За такую цену десять печурок купить можно».
Конский не возражал:
«Правильно. Так это надо, чтобы их было вдоволь, печек-то».
«На несчастье наживаться вы все мастера».
«Ну вот, сразу видно — не соображаешь. А ты видела кого, кто на счастье бы нажился? Вот оно что. Вся нажива на несчастье да на горе держится. Так уже установлено. Я уж против этого закона жизненности ничего не могу. А ты, хозяйка, не обижайся и меня не обижай. Я к тебе в беде пришел, облегчение принес, а ты вот какие высказывания. Ну, ладно, на глупость мы не обижаемся».
И он ушел, покачиваясь на своих «колесах», которые нисколько не походили на ноги.
Ася посмотрела ему вслед и посмеялась:
«Печурка-то на него похожа. Смотри, мама. Такая же кривоногая».
Вот так и получила железная печурка свое имя. Она беда, и она же выручка. И ничего тут не поделаешь.
Рассказав все это, Ася заторопилась:
— Сейчас Кузьку распалим, и нам будет хорошо.
И в самом деле им стало хорошо. Печурка, разгораясь, весело гудела и потрескивала жестяной трубой, стенки ее розово зарделись в темноте, и от них по всей комнате заструилось нежное тепло.
Ася бережно подкладывала мелкие дровишки так, чтобы они веселее горели и давали больше тепла и света. И ее лицо, освещенное дрожащим огнем, тоже казалось нежно рдеющим в полумраке. Она очень пристально смотрела на огонь и негромко говорила:
— Ты когда-нибудь думаешь, как будет? Ну, вот кончится война, и всего у нас будет вдоволь. И мы будем делать все, что захотим.
— Да, все, что захотим, — повторил Сеня.
Она в своем стареньком красном свитере, вся позолоченная огнем, сидела тихо, и большие глаза ее были задумчивы, словно она прислушивалась к своим мечтам о будущей жизни. А на алой стене за ее спиной покачивалась и вздрагивала черная тень.
— А потом… — она восторженно вздохнула, — ты сделаешься знаменитым пианистом. Самым знаменитым! И ты проедешь все города и страны. И, наверное, все забудешь, что мы переживали…
— Нет, — ответил Сеня, — я не забуду.
— Правда?
— Конечно. Как я могу забыть? Ведь мы всегда будем вместе. Хорошо?
Ася выпрямилась на своей скамеечке, забросила косы за спину таким широким взмахом, словно это и не косы, а крылья. Строго спросила:
— Ты так хочешь?
— Да! А ты?