– Слышь, добрый человек, а в Плесков никто из ваших не поплывет ли?
– В Плесков? – рыбак озадаченно взъерошил затылок. – Вообще, частенько туда ходим. Вчерась вот были… Да! Васька-баркасник сегодня рыбу должен везти… Как раз вот-вот… Если не прошел уже…
Старик чуть приподнялся в лодке, приложил ладонь ко лбу от яркого солнца. Улыбнулся:
– Повезло тебе, паря! Во-он, видишь, парус? То Васька и есть, больше некому.
– Так мы его догоним?
– Не, не догоним. Он сам сюда за рыбкой свернет… А уж что за провоз уплатить – ты с ним сам сговаривайся.
Вообще-то – да. За провоз. Ратников как-то об этом и не подумал, а надо было бы. Вот сейчас и сидел на кормовой банке, прикидывал, чем расплатиться? Серебришко, которое и было, увы, кнехты давно уж похерили-поделили, и что ж оставалось? Длинная шерстяная туника, очень даже добрая, но ведь не голым же ходить? Пояс? Или плащ? Он обычный, без крестов, но теплый, подбитый лисьим мехом. Да, пожалуй, плащ – уж во Пскове как-нибудь что-нибудь можно будет сообразить, лишь бы побыстрее добраться. Псков, именно Псков – уж там-то, точно, никто сейчас искать не будет.
Судно Васьки-баркасника – добрая, с высокой мачтой, ладья – приблизилось довольно быстро. Ветер наполнял выгнувшийся дугой парус, да и гребцов на ладейке хватало.
– Аой, робята! – ухватившись за шкот, орал Васька-баркасник – здоровенный мужик со светлой, аккуратно подстриженной на немецкий манер, бородой. – Рыбка-то есть-от аль не?
– Да есть, есть, – выкрикнул в ответ кто-то из рыбаков, а дед, в лодке у которого сидел Ратников, замахал руками:
– Эгей, Василий! Попутчика в Плесков не возьмешь ли?
– Отчего ж не взять? Эй, парни, – баркасник обернулся к гребцам. – Бросай веревку!
Перебравшись на ладью, Ратников расположился, где сказали – у левого борта ближе к корме – все внутреннее пространство беспалубной ладьи было заполнено серебрящейся на солнце рыбой.
Дул в снастях ветер. Солнечные зайчики весело отражались от темно-голубых волн. Груженная рыбой ладья, взрезая водную гладь, словно норовистый конь, двигалась к югу.
Ратников все же продал на пристани плащ – хватило расплатиться с баркасником да и еще остались деньги – серебряные византийские монетки – динарии. Немного пошатавшись по рынку да пособирав свежие сплетни, беглец прикупил надежный и крепкий нож в кожаных тисненых ножнах и, повесив его на пояс, отправился на подворье рижских купцов, располагавшееся на постоялом дворе, недалеко от каменного Кремля – Крома.
Пришел, как обычный посетитель, усевшись за стол, заказал с раками пива, только что сваренного по случаю дня священномученика Ерофея. С Ерофеева дня, как считалось, резко усиливались холода, а в лесах, прощаясь с летом, начинали буйствовать лешие – выворачивали с корнем вековые дубы, ломали деревья, гоняли зверей.