Был один пунктик у парня: где и когда было можно, с азиатами общался – языки учил. С Хамидовым – таджикский, с ефрейтором Гулалиевым – туркменский, с Джалаловым – узбекский. И к концу первого года службы на русском с ними уже не разговаривал. А тем – бальзам на сердце, пусть и укатывались вначале от его произношения. А тут еще выпала Алешке новая служба, позволявшая почти бесконтрольно, на совесть, разумеется, вояжировать по Средней Азии. Вот как это было.
Решил Алешка связать судьбу с армией, подал рапорт в военно-политическое училище и по принадлежности к виду войск попал в военно-политическое училище войск ПВО страны. Что-то там не заладилось, и на стадии отбора его к экзаменам не допустили. А возвращаясь в часть, обнаружил Алешка пропажу продовольственного аттестата. Начальник штаба бригады, коему совершенно случайно под горячую руку попался горе-ефрейтор, объявил Алешке десять суток ареста с содержанием на гарнизонной гауптвахте. Но политотдел рассудил иначе: предложил ефрейтору Астманову послужить на должности инструктора по комсомольской работе. Начальник штаба публично матюгнулся, мол, я его на «губу», а они в штаб бригады! Дело в том, что в неполные двадцать лет Алешка стал членом коммунистической партии, а «коммунист в казарме» по тем временам явление было редкое и политотделом любовно взращиваемое. Нельзя молодого коммуниста на «губу»! К тому же аттестат прислали по военной почте.
Должность инструктора позволяла месяцами кататься по периферийным батальонам, отдельным радиолокационным ротам от Туркмении до Памира, в пограничной полосе с Ираном и Афганистаном. Вот тут уж было чем утолить «этнографическую» жажду. В политотделе махнули рукой – «ходок»! За страсть к поездкам в эти гиблые места Алешка расплачивался то пендинской язвой – кожным лейшманиозом, то малярией, было дело, желтуху на ногах перенес. Но свои обязанности выполнял исправно.
Слаще банджа в кальяне моем
Запах кожи твоей, Нигора.
Вот спадают одежды, и черные косы до пят
Слаще меда Кашгара в кальяне моем, Нигора…
– Вот, эти стишата я нашел на КП, у рядовой Старцовой, планшетистки. Автор известен, смотрите: Астманов. То, что они по пескам вечером прогуливаются, – это мне известно. А бандж, между прочим, опиум! Я у него потребовал все подобные творения, так он, нахал, сказал, что после окончательной редакции даст почитать. А вчера на вечерней прогулке ваш инструктор подбил писарей петь «Интернационал», между прочим, – язвительным тоном доложил начальнику политотдела полковнику Митарову замполит «придворного» батальона управления, в списках которого числился старший сержант Астманов. Митаров поднял на «комиссара» карие раскосые глаза и задумчиво спросил: