Многие тогда заметили, что Фритьоф Нансен после экспедиции к Северному полюсу сильно переменился.
«Теперь на его лице, неподвижном и как бы застывшем, написана величайшая серьезность»,— говорил Эрик Вереншельд.
Поход потребовал от Нансена много сил, как физических, так и духовных. Но произошло неожиданное — оказалось, что, для того чтобы начать заново обычную жизнь, тоже нужны силы. Переход от величия и простоты ледяного мира к шумной цивилизованной жизни был слишком резким. Не раз Нансен вспоминал простые слова, сказанные Педером Хендриксеном, когда они оба стояли на палубе «Фрама» в Тронхеймфьорде, где их вышли встречать сотни лодок, украшенных флагами, и толпы ликующих людей: «Знаешь, Нансен, все это хорошо, но слишком уж много шума. Вот я вспоминаю Ледовитый океан, хорошая там была жизнь».
Конечно, среди этой кутерьмы бывали и незабываемые минуты. Он на всю жизнь сохранит воспоминание о детской процессии, организованной на следующий день после возвращения «Фрама»: десять тысяч веселых ребятишек, размахивающих флажками, кричащих «ура» и поющих «Да, мы любим». Ведь он так часто думал о детях в ледяной пустыне! Впоследствии каждое 17 мая ему вспоминалась детская процессия на улице Карл-Юхансгате. И конечно, навсегда запомнился ему большой народный праздник, устроенный в честь участников экспедиции на «Фраме» в Акерхусе. Там Бьёрнстьерне Бьёрнсон держал речь:
«Великий поход Фритьофа Нансена вырос из народа, из всех нас. Он нес по земле наш флаг, наше юное счастье, и наши сердца были с ним. Добросовестность Нансена, как здесь указывали, была предпосылкой его победы. Это справедливо. И все же ни отдельный человек, ни даже целое поколение не в силах воспитать в себе такое качество из ничего. А дело в том, что та работа, которая незаметно совершается в народе, выливается в один прекрасный день в великий подвиг. И великий подвиг этот означает, что народ как бы дорос до конфирмации. Почему подвиг Нансена так радует нас? Только потому, что он указал нам путь к Северному полюсу?
Нет — потому, что указал нам путь к самим себе!»
Нансен отвечал так, как он всегда отвечал по возвращении в Норвегию на приветственные речи в честь его самого и его товарищей,— он благодарил и прославлял родину:
«Норвежская нация мало чем нам обязана. Она сама дала нам самое высокое, что могла дать: она дала нам право плыть под своим флагом, и, получив его, мы считали, что нам оказана величайшая честь. Отправляясь в путь, я чувствовал, что мы уносим с собой частицу сердца норвежского народа. И одновременно я чувствовал, какую большую ответственность мы на себя возложили. Я понимал, что если мы не выполним наш долг, то, значит, обманем ту любовь норвежского народа, которая сопровождала нас на протяжении всего пути.