— Больше часа. Мы тебя сперва волокли, потом стало темнеть, решили на ночевку встать. Очкарик присел и подкинул в огонь принесенных веток — и без того слабое пламя опало, придавленное сырым хворостом, костер зашипел, дым повалил гуще.
— Ну я ж не мог знать… — снова стал оправдываться снайпер. — Смотрю, вроде как бандюк, курточка эта твоя черная с толку сбила…
— Да брось… — Толик машинально махнул рукой, дескать, все в порядке, не извиняйся, и в раненом предплечье вспыхнула боль. — Тем более что я и есть… был… В общем, ладно. «Надо же, — подумал он, — еще оправдывается…» По всем делам сталкеры должны были его шлепнуть или, во всяком случае, бросить там, где он свалился. Так нет же, волокли на себе, да и остановились, конечно, из-за него. Потому что ночью нести опасно. Не бросили, в общем. Чудные люди…
Он пошевелил рукой, на этот раз осторожнее — вроде ничего, не очень больно. Потом посмотрел на ПДА. Машинка снова отключилась.
— Вот тебе и раз, — Толик с досадой покачал головой, — опять не работает. Несколько дней не барахлила, и на тебе! — Он постучал пальцами по монитору, компьютер пискнул, мигнула лампочка — сперва красным, потом зеленым. ПДА ожил, пропищал несколько звуковых сигналов и стал перезагружать систему.
— О, гляди-ка, — констатировал Слепой, — у него новая жизнь началась. Это, парень, тебе знак свыше. Начни все сначала!
— Да, — с энтузиазмом подхватил Моня, — идем с нами! Новую жизнь начнешь, все будет хорошо.
— Точно! — ухмыльнулся Слепой. — Это как сталкер Петров решил новую жизнь начать, трезвую и правильную. Сказал, что бросает пить, с утра умылся, побрился, оделся во все чистое, глянул на себя в зеркало — ну писаный красавец! И так ему это дело понравилось, что он под вечер снова напился, подрался, в грязи вывалялся. И все для чего? Чтобы с утра новую жизнь начать!
— Не, ну я это… — начал было Толик и запнулся, потому что сам не знал, что он собирается сказать.
— Ты ж не сталкер Петров, — успокоил его Слепой. — Это вот он Петров.
— Таки это я Петров, — грустно подтвердил Моня. — Это он про меня придумывает анекдоты, чтоб поиздеваться над старым больным человеком. Толик догадался, что эти двое ведут какую-то странную игру, и если они занялись развлечением при нем, значит, не считают его чужаком. Его приняли в круг. Вот так просто, без трудной и унизительной «прописки», как это принято в блатном обществе. Ну точно — чудные люди. Слепой полез в рюкзак, стал вынимать консервы — дорогие, из миротворческого пайка, галеты в пластике, алюминиевые стаканчики. Очкарик вытащил поллитровку, свинтил пробку. Первым делом протянул бутылку Толику: