– Ты что, не смотрела? Перед ним... Все, дальше поехало. Вернуть запись?
– Не стоит. – Она пересела к нему на колени. – Просто я вежливая.
– Смотри, смотри! Дальше сплошная умора.
Камера поползла под столом, запечатлевая ноги гостей, а впереди объектива задница, которая сдвинулась в сторону, из-за нее выглянула хитрющая рожа Михасика. Он начал трогать женщин за коленки, раздался писк. Два идиота затряслись от хохота вместе с камерой. Михасик снова повернулся к объективу, приложил палец к губам, видно, что набрался он здорово. Темновато, конечно, но разобрать нетрудно, с каким неописуемым восторгом и азартом приподнял он длинную юбку и запустил лапу между ног. Женские коленки резко сжались, под столом появилась очаровательная головка, перекошенная злобой:
– Мишка! Ты совсем долбанутый? Отцепись, сказала! Козел паршивый! Жену лапай!
Михасик и Болт закатились со смеху. Картинка сменилась. Сцена в сортире. Писсуар. И два члена над ним, из которых льются струйки.
– Фу! – брезгливо сморщилась Белла. – Свои достоинства, что ли, снимали?
– А то чьи же! – затрясся от смеха Герман.
– Мишенька был быдлом им и подохнет. Всему же предел есть!
– Такое можно сотворить при полной потере памяти. А ржут как!
Далее. Камера запрыгала вверх-вниз, из стороны в сторону. Голос Михасика:
– Болт! Фейр... верк пшли с-сымем. Все побежали... Ща как начнут стрелять... А, ты спишь? Ща и тебя сыму. Стреляют! – заорал Михасик в ухо другу.
В самом деле, послышались первые залпы фейерверка. Морда Болта на столе среди рюмок и тарелок. При слове «стреляют» морда приподнялась, приоткрылись соловые глазоньки:
– Где стреляют? Я тоже... стрелять... Где? (Камера упала к полу, надо полагать, Михасик опустил ее вниз.) Точно, стреляют... Ща как встану, бля... (Камера заходила ходуном.) О, падла... не того я... Миха, пшли вмес-сте?
Камера, пошла, шатаясь. В кадре ноги, которые бегут и идут в одну сторону, женские и мужские ноги спешат на фейерверк, выбегают из дверей. В одну, правда, ноги заходят... Наружные двери ресторана. Камера стукнулась о них. Женский визг. Михасик:
– Сымай меня на небе!
Камера прыгнула в чьи-то руки. Рожа Михасика на фоне фейерверка, камера упала на него. Голос Михасика:
– Ты че, мудак, ваще? Разобьешь! Дай сюда. Я за нее отвалил...
Все, пошла рябь. Герман сидел без движений, глядя на экран, будто там продолжалось действо. Белла взяла из его руки пульт, выключила и сказала:
– Кино закончилось. Герман, проснись.
– Забавно, правда? – задумчиво произнес он.
– Что же там забавного? Сплошная мерзость. – Она обняла его за шею, коснулась носиком носа. – Лучше смотри на меня, мне это больше нравится.