Глава XXXVI
Белое и черное домино
Саша Николаич в тот же день, как и Орест, получил записку на французском языке без подписи, которая приглашала его вечером приехать в общественный маскарад. Он сразу же каким-то инстинктом узнал, что тут дело касается княгини Марии, и решил поехать непременно.
В самом деле, едва только он появился на маскараде, белое домино с кокардой в семь цветов радуги, как будто ждавшее его, подошло к Николаеву. Его взяли под руку и он услыхал возле самого уха мелодичный голос, говоривший по-французски:
— Я от нее.
Саша Николаич не потребовал объяснений. Он сразу же понял, о ком пойдет речь, и только переспросил.
— От нее?
— Да, да, сама она не могла приехать, не знала наверное, будешь ли ты здесь, и прислала меня.
— Как же она могла сомневаться, буду ли я здесь?
— Записка была без подписи. Ты мог и не догадаться, что это от нее.
— Разве она могла сомневаться в этом? Как же мне было не догадаться?..
— Ну, вот так. Она велела сказать, что любит тебя…
Николаев весь вздрогнул и его щеки вспыхнули.
— Любит?! — повторил он. — Ты не смеешься надо мной, маска?.. Она так и велела передать мне?..
— Да, да, так и велела. Кроме того, она просила завтра быть в Летнем саду, в два часа дня… ровно в два часа дня, у статуи Венеры…
— Завтра?.. В два часа? — радостно проговорил Саша Николаич. — О, я буду там стоять и ждать с самого утра!
— Это будет неосторожно!
— Все равно!
— Нет, не все равно! Ведь, если увидят, как ты будешь торчать на одном и том же месте несколько часов подряд, а она потом придет туда, то будет ясно, ради кого ты стоял… Нет уж, приходи ровно к двум, иначе ты поступишь неосторожно… Ну, а пока прощай! Меня эта безобразная петербургская толпа утомляет и сердит… В Петербурге не умеют веселиться… Что мне сказать от тебя?
— Скажи ей, — начал Саша Николаич, но тут его голос оборвался, дыхание стеснилось и он только смог выговорить: — Скажи ей, что я люблю ее!..
— Будь спокоен, скажу! — шепнуло ему домино и, оставив его руку, так быстро и умело скрылось в толпе, словно растаяло, исчезнув…
Через небольшой промежуток времени у выхода сошлись два домино, черное и белое, и узнали друг друга по прикрепленным у них семицветным кокардам. Черное домино кинулось к белому, видимо, желая заговорить, но то остановило его, приложив палец к губам в знак молчания.
Они вышли из сада, юркнули в ночные мрачные сумерки и быстро добежали, несколько раз оглянувшись, не следует ли за ними кто-нибудь, до угла, где их ожидала карета. Они сели в последнюю, и, когда та тронулась, Жанна де Ламот, одетая в белое домино, обернулась к своей спутнице и сказала: