Выйдя от командира, Павловский с горечью подумал: «Как плохо, что нет круговой поруки всего экипажа. И создать её я не могу только потому, что не создана крепкая, авторитетная партийная организация, которая могла бы сплотить вокруг себя весь экипаж. Многие заболели пушной лихорадкой, кого-то надо поймать и примерно наказать. Но кого? Вон даже из каюты штурмана вышел алеут!»
Беловеский действительно, не желая отставать от других, купил за три американских доллара пышную шкурку голубого песца и теплую жилетку из бархатистого меха молодого котика красивого серебристого цвета. «Песца подарю Наташе, — решил он, — а жилетку буду носить сам».
Вернувшихся с берега рулевых Кудряшева и Макеева комиссар привел в каюту командира. Уличенные в контрабандной торговле, оба матроса были злы и растерянны.
— Какая-то сука продала, — проворчал Макеев, выходя на палубу.
— Дурак! — отозвался Кудряшев. — У тебя хвост торчал из-под бушлата. А меня замели за компанию.
— Чего же ты раньше не сказал?
— Когда это раньше? Как начал ты по трапу топать, так хвост и вылез. Не научили тебя заправляться как положено.
Якум и Клюсс знали, что совершенно парализовать контрабандный торг они не в силах. Для этого пока нет достаточных средств и условий. Но бороться всеми доступными средствами надо, иначе хищничество примет массовую форму.
Вошел радиотелеграфист с журналом. Прочитав, Клюсс подал его Якуму:
— Смотрите, какой негодяй! Что он телеграфирует своему консулу! Выходит, что мы, а не японцы доставили на Беринг спирт! И, кроме того, «уверяли население, что японцы их будут грабить, убивать и отбирать пушнину». А добряк Сирано проливает слезы сочувствия, дарит им провизию и сто комплектов заношенного матросского обмундирования!
Якум прочел с гневным выражением лица:
— Он нас обвиняет в «крайне невыгодной пропаганде для Японии». Между тем именно его телеграмма — неуклюжий пропагандистский трюк. Хотя она и адресована Ямагути, её составили на нашем языке и передали для нас. Ведь «Ивами» уже возвращается в Петропавловск, и завтра Сирано мог бы передать все это консулу на словах.
— Нужно, чтобы алеуты отвергли этот «подарок», а мы заявим протест.
— И опубликуем его в газетах, — заключил Якум.
Наконец всё было выгружено, пушнина принята и погружена, трюм закрыт и опечатан. Началось прощание: шумною толпой гости съезжали на берег. Командир стоял на палубе, когда к нему подошли три алеута с просьбой принять их на корабль матросами.
— Плавали?
— Как же. На шхунах «Шиал» и «Молли».
— На американских?
— Ижвешно.
— У нас военный корабль.