– Спроси меня про Гейбла, спроси про Монро.
– Серебристый «порш» с быстротою молнии приближается к перекрестку. Затормозить перед седаном «форд» уже нет времени. Вдребезги бьется стекло, пронзительно скрежещет металл. На месте водителя сидит Джимми Дин со сломанной шеей, множественными переломами и рваными ранами. Пять сорок пять пополудни по времени тихоокеанского побережья. Где же Николас Граппа, король онанистов Бронкса?
– Спроси про Джеффа Чандлера.
– Ты мужик средних лет, Ники, а все собственным детством торгуешь.
– Спроси меня про Джона Гарфилда, спроси про Монти Клифта.
Кодзакис представлял собой крупный, располневший монолит тела. До того, как войти в здешний профессорско-преподавательский состав, он служил личным телохранителем у Малыша Ричарда и возглавлял команды охранников на рок-концертах.
Эллиот Лашер швырнул в него куском сырой морковки, потом спросил:
– Ты когда-нибудь заставлял женщину сдирать у тебя со спины облупившуюся кожу после нескольких дней на пляже?
– Коко-Бич, Флорида. Просто потрясающе. Едва ли не самое великолепное ощущение в жизни.
– А она была голая? – спросил Лашер.
– До пояса, – сказал Кодзакис.
– Сверху или снизу? – спросил Лашер.
Я смотрел, как Граппа бросается крекером в Марри. Он запустил крекер, как фрисби, с замахом от левого плеча.
Я надел темные очки, попытался принять невозмутимый вид и вошел в комнату. В креслах, на диванах и на бежевом ковре сидели двадцать пять или тридцать молодых мужчин и женщин, многие – в одежде осенних расцветок. Между ними, не умолкая, расхаживал Марри, чья правая рука манерно дрожала. Завидев меня, он застенчиво улыбнулся. Я встал у стены и, пытаясь выглядеть посолиднее, скрестил руки на груди под черной мантией.
Марри произносил содержательный монолог:
– Знала ли мать, что Элвис умрет молодым? Она говорила о наемных убийцах. Говорила о жизни. О жизни звезды такого типа и такой величины. Разве эта жизнь не структурирована таким образом, чтобы сразить вас во цвете лет? В этом вся суть, не правда ли? Существуют правила, принципы. Если вы недостаточно умны и тактичны, чтобы умереть молодыми, вам придется исчезнуть, спрятаться, словно из чувства стыда, словно прося прощения. Мать волновалась из-за его сомнамбулизма. Она боялась, как бы он не вышел в окно. У меня есть свое мнение о матерях. Матери и вправду все знают. В фольклоре все сказано верно.
– Гитлер обожал свою мать, – сказал я.
Прилив внимания, не выраженного словами, заметного лишь по определенной конвергенции тишины, по внутреннему напряжению. Марри, разумеется, продолжал двигаться, но уже чуть медленнее, осторожно пробираясь между креслами, между людьми, сидящими на полу. Я стоял у стены, скрестив руки на груди.