Он был несомненно прав, поэтому я прикусила губу и замолчала. Солнце ушло с его колен, и шум на дворе усилился — вывели лошадей.
— Лучшее, что ты можешь сделать, — отец, наконец, подвел черту, — подарить Артуру побыстрее сыновей, чтобы я дожил до того времени, когда одного из них выберут королем этого доброго народа.
Я улыбнулась, поскольку из всего того, что ожидается от королевы, вынашивание и рождение детей — самое простое и естественное дело.
В дверь громко постучали, из-за штор высунул голову Нидан, делая знак, что пришла пора отъезда. Я соскользнула со стула и, пока мой повелитель не встал, быстро опустилась перед ним на колени, чтобы высказать хотя бы часть переполнявших меня мыслей.
— Ты подарил мне прекрасное происхождение, отец, и за это я всегда буду благодарить и благословлять тебя.
— Ну, — ответил он, беспокойно заерзав на стуле, — может быть, здесь, на севере, взросление было несколько тяжелым, но я надеюсь, что все, чему ты научилась, окажется для тебя полезным. Ты стала сильной, красивой молодой женщиной, и я горд тем, что у меня такая дочь.
От такой неожиданной похвалы в горле встал комок. Отец возложил руки на мою голову в знак благословения, а отведя их, бесцеремонно потрепал меня по волосам, будто я была одной из его собак.
— Полагаю, пришло время отправляться… ты же понимаешь, нельзя заставлять людей ждать.
На внутреннем дворе было полно прислуги и деревенских жителей, не меньше, чем людей Артура.
Я задержалась в сводчатом проходе, не в силах сделать шаг навстречу новой жизни. Казалось, вокруг меня переплелись прошлое и настоящее, словно меня отправляли в путь все люди, которых я когда-либо знала. Дух мамы ободряюще улыбался, и я быстро прочитала молитву, чтобы она оставалась со мной всюду, где бы я ни была.
Даже дух Нонни был здесь, укрывшись в теплом углу от ветра. Кормилица бабушки по линии матери и воспитательница мамы, Нонни привыкла говорить, что вырастила три поколения королев и не позволит мне обесчестить род грязной одеждой и волосами, похожими на стог сена! Я подумала, что бы сказала она об этой превратности судьбы; скорее всего, отнеслась бы к происходящему неодобрительно, потому что имела особое мнение обо всем, что относилось к Риму.
— Кумбрийцы ничего не должны империи, — весьма часто говорила она мне, — и им есть чем гордиться. — Легко было представить, как грустно трясла бы она головой, узнав, что ее последний птенчик готовится выйти замуж за романизированного короля с юга.
Меня дернули за рукав, и, бросив взгляд вниз, я увидела Кети, вглядывавшуюся в меня; когда она смотрела против солнца, ее сморщенное лицо кривилось.