– Да, милый, очень! – И улыбалась ему навстречу.
– Если что-то не так, ты скажи. – Это он ей всегда так в первые годы супружества говорил, девчонка ведь еще совсем, юная и несмышленая.
– Что ты, Глеб, все отлично! Все просто здорово!..
И вот теперь на маминой кухне его жена, которой всегда бывало с ним хорошо и просто отлично, здорово и замечательно, жалуется матери на его несостоятельность.
Газета в его руках снова задрожала.
Значит, она умело имитировала свое удовольствие, так получается?! Стонала, всхлипывала, орала порой и просила не останавливаться. Все врала?! Они же не год прожили и не месяц. Ей восемнадцати не было, сейчас ей двадцать восемь. Все правильно, больше десяти лет вместе. И что же, получается, что все десять лет она ему врала и играла?! Зачем?! Чтобы его не обижать? Так она сейчас его не то что обидела, она убила его!!! И мама у нее в помощниках! Они совместно уничтожили его, растоптали, заживо похоронили всю их совместную жизнь! Они сделали ее никчемной и бессмысленной! Он все годы из кожи лез вон, чтобы все это сохранить, уберечь, пестовал, лелеял, холил, а они…
– А вот и пирог!!! – вползла в комнату теща, улыбнулась ему как ни в чем не бывало и бухнула блюдо с громадным пирогом в центр стола. – Все, теперь можно обедать!
Полезет у него кусок-то в горло после всего, что он узнал о себе и вообще обо всем и обо всех? Сможет он теперь проглотить хоть ложку ее борща, который ненавидел так же сильно, как и саму тещу. И съесть кусок ее пирога сможет ли? Он в лучшие-то времена им давился, а теперь…
Нет, ну просил же Светку передать маме, что не ест он пирогов с рыбой и луком. Не раз просил. Нет же! Напихает внутрь сдобного пушистого теста восемь головок лука и рыбы с костями. Хочешь не хочешь, а давись!
– Глебушко, что-то ты бледный какой-то? Не заболел? – ласково пропела теща и даже ладонь свою ему на лоб положила.
Его аж передернуло от гадливости.
– Да, заболел! Выпить нету?
Женщины переглянулись, и теща сделала знак подбородком дочке своей: мол, вот, а что я тебе говорила.
– Выпить есть, а что будешь пить?
– Водка есть?
– Есть и водка. – И еще один знак подбородком, мол, дела-то совсем никуда.
Старая грымза потрусила к серванту, купленному, между прочим, тоже на его деньги, достала нераспечатанную бутылку водки. Поставила ее рядом с Глебом, стаканчик достала хрустальный. Подула в него, фартуком своим протерла внутри, его опять замутило, и поставила перед ним. Упивайся, мол, на здоровье.
Все расселись по своим местам. Началась обеденная церемония. И церемония эта обычно начиналась не с молитв – нет, а с вопросов типа: