В замке было тихо; кроме Элейн, в покоях никого не было. Она отпустила слуг, а своих дам отправила в зал, к королеве. Впервые за долгое время Элейн осталась одна.
Оглянувшись, она поглядела в глубь притихшей комнаты; у нее перехватило дыхание. Это был он, Александр, ее Александр, он был рядом. Оказываясь в Данфермлайне, она всегда чувствовала, что там она ближе к нему, чем где-либо еще. Но именно тут он еще ни разу не приходил к ней. И вот теперь он здесь. Она ощущала его дыхание на своей щеке, легкое прикосновение к своей груди, его еле слышные, ласковые слова доносились до нее из полумрака. Немного сонная, разморенная от осенней жары, она послушно встала, подошла к кровати и стала расстегивать платье.
Элейн сочла тихий стук в дверь не чем иным, как продолжением своего полусна. Она лениво обвела глазами комнату и улыбнулась.
Второй раз стук раздался громче. И она уже не чувствовала присутствия Александра – он исчез так же внезапно, как появился. Элейн снова была одна. Быстро оправив платье, она позволила стучавшему войти.
Дверь отворилась, и из-за нее выглянул Дональд Map.
– Миледи Элейн? Мне сообщили, что вы нездоровы. Королева велела отнести вам мое стихотворение… – Он зарделся от смущения; его рука все еще лежала на кольце дверной ручки.
Раздражение, которое испытала Элейн с его появлением, мгновенно улетучилось. Улыбаясь, она жестом пригласила его войти. Александр, ее малютка Александр, был бы уже юношей такого же возраста, что и Дональд, если бы не умер во младенчестве.
– Как видите, я одна, и мне скучно. Я бы хотела, сэр, чтобы вы прочли мне свое стихотворение. – Ее призрачный возлюбленный был тут же забыт. Она не ощущала ни его присутствия, ни его боли, ни дуновения холода в покоях, всегда сопровождавшего его появление, когда так смело предложила молодому человеку сесть; ей даже не пришло в голову позвать компаньонку.
Дональд Map вошел в комнату и плотно закрыл за собой дверь. За поясом у него был пергаментный свиток, но, вытащив его, читать по нему он не стал – он помнил свое творение наизусть.
Элейн слушала. У него был проникновенный и богатый интонациями голос, а в словах были сила и красота. Она слушала, взволнованная и тронутая до глубины души, не зная того, что ее свидание с возлюбленным призраком прибавило блеска ее огромным глазам, что она словно светилась изнутри; кожа ее порозовела. При взгляде на нее Дональду на ум пришло сравнение с нежной дикой розой, раскрывающей навстречу солнцу свою дотоле скрытую прелестную сердцевину.
Он замолчал. Настала долгая тишина. Стихотворение в каких-то местах было слишком подражательным, кое-где не рифмовалось. Однако оно возбудило в обоих чувственное волнение, и у Элейн замерло сердце.