— Я не знаю, где он сейчас, — лгала она мне, одновременно жалея меня и защищая свободу сына. — Он, Машенька, теперь редко здесь бывает, все больше в Москве. У него же выпускной курс, много учится, на гауптвахте часто сидит.
— Да, да, я… он писал мне, раньше… — лепетала я.
— Ему на гауптвахту дают только учебники по английскому и китайскому языку, и он теперь их знает лучше всех на курсе.
Мама Андрея, учительница английского языка, завуч платного колледжа, относилась ко мне с легкой пренебрежительностью, как и сам Андрей. Я была неровней, девушкой со средними внешними данными из небогатой семьи, с непрестижной работой. Неперспективная, короче, в качестве жены.
И я поехала к нему в Москву, в институт. Как и все девушки, приходящие на свидание, назвалась двоюродной сестрой. Когда он вошел в комнату, где множество курсантов сидели и разговаривали с родителями или своими любимыми, я думала, упаду в обморок от счастья. Мне показалось, что он самый красивый и сексуальный мужчина на Земле.
— Почему ты мне не звонишь? — спросила я дурацким дрожащим голосом и побитой собачкой заглянула ему в глаза.
Андрей не отвел взгляда и очень спокойно ответил:
— Не хочу.
И замолчал.
Он стоял и молчал столько, сколько ему было отведено для свидания или сколько выдержу я. И я стояла как дура, как идиотка, как человек, потерявший себя и молча молящий — ну, полюби ты меня, ну пообещай…
Он не обещал, он молчал. И правильно сделал. Ножом по сердцу — больно. Зато действенно.
Я не выдержала первой, дала ему пощечину и выскочила из института.
Помню, как ехала на трамвае на вокзал. Как смотрела на обыденно поглядывающих в окошки людей. А мне не хотелось жить, я задыхалась от слез. Я ненавидела Андрея, Москву за окном трамвая и себя. Я умирала от неразделенной любви. Особенно было плохо первую неделю, у меня буквально опустились руки. Но меня постоянно тормошили то мама, то Толик.
Я тогда не знала, что беременна. Как-то не задумывалась последние два месяца, что у меня нет менструации. А когда поняла, что будет ребенок, все рассказала самому близкому человеку — маме.
— Если он тебя не любит, а он тебя не любит, я это поняла еще полгода назад, счастья ты с ним не наживешь. Рожай для себя, для меня. И будь что будет.
«Так тому и быть», — решила я.
Родился темноглазый мальчишка с черными волосами. Назвали мы парня Данилой и дали ему отчество в честь отчима, Борисович. Борис Иванович целовал Даньку по десять раз на день и был счастлив. У него появился полноценный наследник, хотя и не с его фамилией.
Мама решила передохнуть в торговом бизнесе и засела воспитывать внука.