– Ясно… Так не говорили, куда пошли?
– Да на реку, куда ж еще-то? Двор подмели, дров на баню накололи — язм их и отпустил. Кто ж знал, что так вот все выйдет?
– А время-то какое было? День или, может быть, вечер?
– Время-то? — тиун задумался, покрутил длинный ус. — А не день и не вечер, а, скорей, послуполуденье.
– И что же, пропавших сразу хватились?
– Да кому они вечор нужны-то? Утром кликнули воды таскать… а нету!
– А жили они…
– На заднем дворе, на сеновале ночевали. Одни.
– Угу… И никому не говорили, куда именно пошли? Ну, в какое место?
– Да куда они ходят? Тут, рядом, к мосткам. Не к тем, где ладьи, а в камыши, к рыбацким.
– В камыши, значит… ну-ну… — покивав, Михаил отправился по указанному адресу. Надо сказать, пока еще для него — весьма смутному.
Спустился по утопающей в садах многолюдной Кузьмодемьянской вниз, потом поднялся на земляной город, прошел воротною башней, снова спустился, на этот раз уже к Волхову, к вымолам. Остановил первую попавшуюся компанию ребятишек:
– Парни, рыбацкие мостки где?
– А вона, пройдешь к камышам, там увидишь.
Миша сделал, как сказали. Прошел. Увидел. Сняв сапоги, уселся прям на мостках, спустив ноги в воду. Хорошая вода, пока еще теплая, и все же, нет-нет, да и увидишь качающийся на волнах первый желтый листик, предвестник близкой, увы, осени. Да уж, вот и осень скоро. А он, Михаил, еще здесь… черт знает, где, господи! И случится же! Кому потом рассказать — у виска пальцем покрутят.
На противоположном берегу реки, от Федоровской пристани, отчалив, уходили вниз по теченью груженые ладьи, обгоняя их, мчались челноки полегче, поменьше — кто на веслах, а кто — и под парусом.
У мостков, на мели, поднимая тучи брызг, с шумом и гамом плескались мальчишки. Играли в какую-то игру — в пятнашки-догоняшки, что ли… Миша присмотрелся… Да нет, не в пятнашки — в водяника! Водящий — сиречь водяник и есть — прятался в камышах и, резко нырнув, должен был утащить кого-нибудь под воду. Кого утаскивал — тот потом и водил. Нехитрое игрище…
– Эй, парни, племянников моих тут третьего дня не видали? Оба сивые, у одного — младшего — шрам на щеке, вот тут… — молодой человек показал — где.
– Со шрамом говоришь, дядько? А они, племяши-то твои, вольные аль боярские?
– Да с усадьбы, — Миша не уточнил, с какой именно.
– Значит, боярские. А мы с челядью не водимся, так-то!
– А кто водится?
– Отдельно они купаются, вона, за той ракитою, — один из отроков показал рукою. — А ежели сюда придут, так мы их бьем, не даем спуску!
– За ракитою, говоришь…
Миша спрыгнул с мостков, зашагал, держа сапоги в руках. Дойдя до свесившейся почти до самой воды ракиты, свернул к берегу… и тут же увидал на ветвях — белело что-то. Ближе подошел… Ну конечно! Двое портов, две грубого полотна рубахи, на солнышке выбеленные. По размеру — как раз на пропавших отроков.