- Так это еще не все! - закричал ей в спину крестный. - Она теперь под следствием! Судить будут за неумышленное убийство... А может, и за умышленное!
Тетка Соня остановилась и крикнула в ответ:
- Ты лучше его спроси, куда он куртку вчера дел?
Крестный посмотрел на Федьку, а Федька на крестного, и обоим им стало ясно, что похмелиться не выгорит.
Крестный молча присел на лавочку, Федька по зэковской привычке опустился рядом на корточки. Они скрутили самокрутки, затянулись самосадом Федькиного производства. Федька выращивал табак сам, поливал, ухаживал. Это было единственное хозяйственное занятие, о котором тетке Соне не приходилось его просить. Он занимался этим охотно и даже с удовольствием. Пробовал Федька выращивать и коноплю, но конопля чего-то не пошла, а табак его в деревне хвалили. И крестный сейчас похвалился:
- Настоящая Америка!
Крестный любил смотреть по телевизору рекламу, ради нее и включал свой "Рекорд", а потом удивлял народ неожиданными сравнениями.
- Настоящая Америка, - повторил он.
- А то... - согласился Федька.
- Куртку-то куда дел? - как можно более дружелюбно спросил крестный.
Федька равнодушно махнул рукой:
- Продал вчера одному за бутылку.
Крестный смотрел пытливо, но непонимающе, и Федьке пришлось объяснить:
- Проснулся ночью - башка трещит. Мать спит, Колька спит. Поискал - нет. Выхожу - мукомолов-ские идут. У них бутылка...
Крестный понимающе кивнул.
- Жалко куртку-то, хорошая... - проговорил он со вздохом.
- Кожа натуральная.
- Жалко...
- Да я возьму лодку сегодня, сплаваю в Мукомолово, заберу, - уверенно сказал Федька. Помолчали.
- А Колька где? - безразлично поинтересовался крестный.
- Молится, - ответил Федька равнодушно.
- Опять? Он же вчера...
- У них пять раз в день...
- Много...
- Пять раз...
- Да я знаю, что пять раз, но все равно много, - настаивал крестный, но Федька не захотел больше про это говорить.
- Да мне-то что, пускай молится...
- Ясное дело - пускай, жалко, что ли, - согласился крестный.
Они вновь замолчали.
За рекой поднялось солнце и сразу согрело этих двух трясущихся в похмельном ознобе мужиков, и они расслабились и затихли.
А с края деревни, с возвышающегося над рекой крутояра, доносился высокий Колин голос:
- Бисми ллахи-р-рахмани р-рахим...
Следующая неделя прошла тихо. Вопреки просьбам тетки Сони, Коля не стал отдыхать, а сразу впрягся в работу: поднял поваленный забор, вспахал пустошь за огородами, ухаживал за скотиной, исключая, правда, поросенка. Работал от зари до зари, трижды в день прячась где-то в доме или в сарае и молясь там тихонько своему Аллаху, и еще два раза, утром и вечером, уходил на крутояр и молился громко.