– Танюша, ну ладно, что ты такая недотрога. Я же не просто так. Вот тебе сто чеков, ну хочешь – двести.
Сашка оцепенел. Таня за дверью крикнула:
– Уйди отсюда, гад! Пошел вон...
– Да не будь ты дурой. Скоро ведь в Союз. Шмоток хоть наберешь, а то ходишь в своих задрипанных джинсах, – басил прапорщик. – Сколько тебе, месяц-два осталось? А ты все на одну зарплату. Ты посмотри на баб умных: и чеки есть, и «афошки», и мужик под боком, не один, так другой.
Сашка толкнул дверь, она бесшумно открылась. Таня отвернулась от Веревкина, считая разговор оконченным, и наклонилась над столом с инструментами. Прапорщик шагнул вперед, схватил Таню руками за бедра и прижал ее к себе, пытаясь губами приникнуть к ее шее. Таня вырывалась, забилась в его грубых руках, а Веревкин похотливо ржал, одной рукой крепко обхватив Таню за талию, а другой тискал ее грудь. Таня дотянулась рукой до инструментария и, схватив скальпель, попыталась полоснуть Веревкина по ненавистным рукам, но тот, засопев и отяжелев, легко отстранил ее руку и уже рвал с Тани халат, обнажая ее тело. Сашка ринулся к прапорщику, схватил его за плечо и, развернув лицом к себе, врезал боковым ударом в челюсть, а коленом ударил в пах. Все произошло мгновенно. Таня, ничего не успев понять, по инерции, когда Сашка разворачивал Веревкина к себе, резанула прапорщика скальпелем по груди. Веревкин хрюкнул и осел на пол. Теперь он валялся на полу, идиотски вылупив глаза, синея и хрипя от боли. Его китель набухал полоской крови.
– Сука, убила, – вдруг завопил он, потом, ощупав себя и убедившись, что жить будет, перевел взгляд на Сашку. – A ты, старлей, сгинешь, падла, в рейдах.
Он встал на колени, потом тяжело поднялся на ноги и вперевалку пошел из комнаты, у двери обернулся, грязно выматерился и ушел, сильно хлопнув дверью.
Таня плакала, тщетно пытаясь запахнуться разодранным халатом.
Сашка не знал, что делать, потом увидел на гвозде, вбитом в стену, чью-то шинель с майорскими погонами, снял ее и набросил Тане на плечи. Она села на стул, не прекращая плакать, и сквозь слезы заговорила:
– Ну зачем? Почему так? Да сколько же вас, мужиков, через наш госпиталь прошло. Привезут – труп трупом, отмоют, прооперируют, лежит недвижимый, зовет: «Мама, мама», а потом оклемается и все: уже баба ему, а не мама нужна.
Сашка виновато молчал. Таня уcпокаивалась, всхлипывая и по-детски шмыгая носом:
– Не все, конечно. Это я так, сгоряча. Ты, например, совсем другой... Ладно, садись, Саша, чай попьем до обхода.
Сашка сел за маленький круглый столик. Таня застегнула шинель, налила по стаканам-мензуркам чай из термоса. Они долго сидели, пили крепкий чай. Время от времени Таня замолкала, переживая случившееся, а Сашка вспоминал все смешное, что знал, пытаясь отвлечь Таню.