Очнулся Игорь под вечер. Солнце садилось за знакомые очертания гор. Руки стянуты сзади крепко-накрепко, во рту промасленная тряпка торчит. Стертая спина горит огнем. В голове гул тошнотворный. Осторожно заворочал по сторонам головой Игорь. В подвальной темноте глинобитного домишки разглядел Витьку, также связанного и таращившего глаза. Попробовал Игорь кляп изо рта выпихнуть, но духи еще сверху веревкой перетянули. Витька упал на бок и, извиваясь червяком, пополз к другу. Придвинулся вплотную и зашептал:
– Влипли мы, Игорек!
Как будто Игорь сам этого не понимал, но замычал согласно, как, мол, ты от кляпа избавился? Да пока Витька полз, веревка соскользнула с кляпа, вот и выплюнул его. Чуть постанывая от боли, потянулся губами к Игорю, как будто поцеловать его хотел. Впился зубами в веревку, охватившую лицо Игоря, и начал ее расшатывать, ослаблять ее узел. Веревка толстая, крепкая, противно скользила под зубами. Наконец Витька справился с нею, начал тянуть кляп. Игорь изо всех сил толкал распухшим языком вонючую тряпку и, как только она выпала, попытался сплюнуть противный привкус. Но наждачный язык только ободрал сухое нёбо.
Сколько ни бились, сколько ни елозили ребята по глиняному полу, никак не получалось у них растянуть и распутать зубами хитроумные душманские узлы, только подсыхающие раны опять кровью наполнились и больно ныть начали. Сели тогда плечом к плечу солдаты и тихонечко зашептали. Витька рассказал, что, как только он за ключом спрыгнул, над ящиком наклонился, увидел, как тень мелькнула, и острая боль пронзила под левой лопаткой. Всего лишь чуть успел Витька отклониться, но эта малость спасла жизнь. Под другим углом, не в сердце, вошло жало напильника, по ребрам скользнуло, убить не убило, а сознание выбило.
Рассказал и Игорь свою грустную историю. Заскучалось ребятам. Жизнь к концу подходит, а даже закурить нельзя. Понимают, что если уж к духам попали в руки, живыми не уйти. А обиднее всего то, что из окошечка знакомые горы видны. По изгибам вершин точно определить можно, где стоит их полк, да и не только полк, но и палатка где родная – сказать с точностью до метра можно.
Вскоре стемнело. Руки и ноги занемели до деревянности, хоть и пытались ими шевелить по Витькиному совету. Начали, было, говорить о доме, но только тошно стало, хоть вой на луну, такую огромную, ясномордую, чем-то на «кантинщика» Али похожую. Услышали ребята, как где-то неподалеку мулла проплакал призыв к вечернему намазу. Значит, уже скоро. Как только перед Аллахом за день отчитаются, так за ними и придут правоверные.