"Чего ж это я, алкаш какой, что ли, – один пить? – Сказал себе Федюня. – Вон, Борисычу-то тоже, небось, хреновато... А то ж! Вчера тоже разгусарился!".
Федюня дрожащими руками опёрся о липкие доски пола, от которых подозрительно несло кислятиной. Мелькнула мысль: "Блевал-таки вчера!". Федюня смутился, – перепивать всё ж таки не стоило, но стыдливость лёгким сквознячком улетела в предвкушении похмельной чарочки. Тошнота не отступала. Федюня геройски выпрямился, интеллигентно кхекая, подал сигнал Борисычу, что не он один такой ранний.
В летней открытой кухне бабы-кухарки уже что-то жарили, парили, прекрасно зная, что сейчас начнут подползать "полечиться" люди с жутким похмельным голодом, и нужно им скоренько что-то подготовить. С кухни доносились аппетитные запахи то ли разжариваемой на сале оставшейся "со вчера" картошечки, то ли яишницы. Слышно было весёлое звякание сковородок и кастрюль.
Борисыч заглянул в сарай, угрюмо кивнул Федюне, на загаженный пол. Федюня засмущался, но просипел примирительно:
– Ладно, чо ты начинаешь? Сам-то не блевал никогда? – смутившись, вынул из кармана помятых брюк бутылку и кивнул в сторону огромного, специально сгондобленного для Сабантуя стола. Борисыч кивнул и отворил дверь на двор.
Уселись на длинные лавочки, поставили локти на стол. Федюня знал, что друг его не терпит спешки, поэтому молча попыхивал, отвратительным дымом "Примы" и досадовал, что не сообразил припрятать вчера и стакан, теперь жди, пока там Борисыч созреет, соберётся принести посуду. Самому-то как-то неловко было идти в дом, где спали остальные мужики. Чёрт его знает, что вчера натворить успел.
– Из горла, видите ли, он не может! – раздражался Федюня обозлившись на неторопливость и щепетильность Борисыча – А вчера из борщевой миски пил, когда на посошок да стременную отъезжающим наливал. Стаканы ему серьёзными не казались... Эхххх! – Федюня выбросил окурок.
Самое хреновое, что из чёрной пропасти Федюниной памяти, крутясь, всплывали разные моменты вчерашнего разгула, среди которых был очень неприятный. По ходу веселья Федюня начал тискать молодых девчонок. Девчонки пищали и разбегались, а Федюня, растопыривая руки и приседая на ногах, как при ловле кур, гонялся за ними, пока не напоролся на звонкую пощёчину своей временной подружки – сожительницы Зинаиды.
М да... Нехорошо получилось.
Борисыч буркнул, что хорошо бы закусить хоть чем-то, не спеша, поднялся и направился к кухаркам.
– Вот, гад! – бесновался Федюня. – Ведь башка-то и у него гудит, а виду не кажет! – и успокаивал себя: Прораб – он и дома прораб. Солидность тут нужна. На виду живём.