Корниловский ударный полк под командованием Неженцева в дни Октябрьского переворота комиссар Временного правительства Григорьев вызвал в Киев. Вместе с юнкерами повоевали здесь с большевиками комиссара Пятакова. Когда большевиков поддержала Центральная Рада, Григорьев начал переговоры. В результате юнкерские училища отправили на Дон, а корниловцев Петлюра… пригласил к себе на службу. Отказавшись, Неженцев просил у Ставки разрешения уйти к Каледину. Ставка, еще духонинская, запретила. А после ее разгрома стало трудно уехать. Украинцы пропускали только казачьи эшелоны, как «нейтральные». Но казаки брать с собой корниловцев не желали. Тогда эшелон с имуществом и вооружением отправили под фальшивыми документами. А советскому начальству доложили, что полк разбежался — это было в порядке вещей. И поехали поодиночке, группами. В течение декабря на Дону собрались 50 офицеров и 500 солдат-корниловцев.
Перед Белой гвардией встал вопрос о дальнейших планах. Узнав, что на Дону формирование уже начато Алексеевым, Корнилов решил взять Деникина, Лукомского и ехать дальше, поднимать Сибирь. Он считал, что, раз тут работа идет, ему на Дону делать нечего. Организация войск в замкнутом пространстве Юга представлялась ему делом местного масштаба, тем более что на территории казачьих войск придется зависеть от казачьих правительств, кругов и атаманов. Корнилов рвался на простор, в Сибири и Поволжье видел возможность развернуться в полную силу. Верил, что, опираясь на восток России, можно не только смести большевиков, но и воссоздать, пусть не сплошной, антигерманский фронт.
Его решение усугублялось личными взаимоотношениями. Предыдущие контакты по службе между Корниловым и Алексеевым случались в далеко не лучших ситуациях. Например, как раз Алексеев после «мятежа» арестовывал Корнилова и принимал у него дела. Оба были крупнейшими военачальниками России, оба уважали друг друга, но никогда не были близки и очень различны по складу. Сработаться вместе им было трудно, о чем Корнилов честно сказал Алексееву. А трения между двумя признанными лидерами могли внести разлад в частях.
В это время из Москвы прибыла группа видных представителей общественности — князь Трубецкой, князь Львов, Милюков, Федоров, Струве, Белоусов. Национальный центр, собравшийся из обломков умеренных и либеральных партий, решил поддержать создание Белой гвардии, имел контакты с миссиями стран Антанты. Московские представители требовали, чтобы Корнилов остался на Дону. Он возражал:
"Сибирь я знаю, в Сибирь я верю. Я убежден, что там можно будет поставить дело широко. Здесь же с делом справится и один генерал Алексеев. Я убежден, что долго здесь оставаться я буду не в силах. Жалею только, что меня задерживают теперь и не пускают в Сибирь, где необходимо начинать работу возможно скорей, чтобы не упустить время".