Петербургский дивизион был под командой полковника Дмитрия Ивановича Жирова, он дошел до г. Янова и до р. Вилии и здесь начал высылать вместе с лейб-казаками разъезды. Началась скучная стоянка по маленьким деревням в грязи и распутице весеннего времени. Все лето прошло в Польше, где казаки быстро сдружились и сошлись с населением. Но Польша им не понравилась. Вот как рассказывали потом про Польшу наши деды:
Говорили про Польшу, что богатая,
А мы разузнали — голь проклятая!
У этой у Польши корчемка стоит,
Корчма польская, королевская!
У этой корчемке три молодца пьют:
Прусак, да поляк, да млад донской казак!
Поляк водку пьет — червонцы кладет,
Прусак водку пьет — монеты кладет,
Казак водку пьет — ничего не кладет,
Ничего не кладет — по корчме ходит,
По корчме ходит — шпорами гремит,
Шпорами гремит — на стенке мелит,
На стене мелит — шинкарочку манит:
«Пойдем, шинкарка, к нам на Тихий Дон,
У нас на Дону да не по-вашему —
Не сеют, не жнут, а хорошо живут».
Соглашалась шинкарка на его слова,
Садилась шинкарка да на добра коня.
Взял казак шинкарку, повесил ее на сосенку.
Широким, немного грустным напевом хвалили атаманцы свою «шинкарку». Тогда полк комплектовался со всего Дона, и с низов, из Черкасских станиц, к нам попадали прекрасные голоса.
26 августа в памятный для полка день варшавского штурма наш дивизион соединился со льготными дивизионами и стал подле Варшавы, в городе Раве.
9 сентября полковой командир генерал-майор Янов был назначен командиром Лейб-Гвардии Казачьего Его Величества полка, а в командование нашим полком вступил заслуженный, украшенный золотым оружием генерал-майор Андриянов Виссарион Иванович, лучшие годы свои проведший в рядах Атаманского полка в Турции и Польше.
Он командовал полком всего два месяца и 17 ноября 1848 года сдал полк тоже бывшему атаманцу командиру 44-го имени своего полка, генерал-майору Карпову Афанасию Акимовичу.
Зиму наш полк провел близ Скерневиц на австрийской границе.
Между тем из Австрии слухи были самые спокойные, и казакам, желавшим боя, становилось грустно. Поход обращался в передвижение мирного времени. Венгры сдали оружие и знамена русскому корпусу, и поход прекратился.
5-го мая приехал в Варшаву Государь, и наш полк к весне перешел туда же, где, чередуясь с полками гвардейской кавалерии, занимал караулы в Лазенковском дворце.
Однажды, в мае, Государь смотрел на обширном Мокотовском поле гвардейских улан и гусар. В те времена все заботы начальства были к тому, чтобы лошадь была вычищена, имела короткую шерсть и тучное тело. Конечно, это делу не вредит, потому что не зря старики говорят: «Пока сытая станет, худая подохнет», но кроме тела и чистки лошади нужна езда. А там ездили мало, все больше шагом да таким коротким галопом, что добрая пехота могла обогнать конницу. Государь смотром остался недоволен. «Что это за легкая кавалерия! — сказал он. — Это кирасиры! Я вам завтра покажу, как вот эти Ерофеичи рассыпаются», — и Государь показал на группу казачьих офицеров, стоявших в стороне. А «Ерофеичами» Государь назвал казаков потому, что день их полкового праздника — 4 октября — день св. Ерофея.