— Час от часу не легче, — все более озабочиваясь, проговорил Карел. — Придется докладывать. А ну как это кто-нибудь из журналюг? Представляешь, что будет? Слушай, ни за что не поверю, что Мортимер не может выловить шпиона. Ты-то сам там в какой ипостаси?
— Я там собака.
— Что?
— Бегаю в образе уличной дворняжки. А что? Могу подойти к любому, не вызывая подозрений. Есть, конечно, и минусы. Например, на заседания сената меня не пускают Но посторонний туда тоже вряд ли проберется. Все сенаторы, магистраты, обслуга и охрана из моего реестра. А вот уличная толпа состоит из виртуалов второго и третьего порядка. Их очень непросто идентифицировать. В большинстве своем это обычные статисты-болваны с примитивным набором функций. Но не все.
— Так, может, и нет никого?
Мортимер рассеянно посмотрел на выпучившегося на него из стены фалигозавра, ткнул в его глаз пальцем, и рыбина отпрянула.
— Да нет, Карел, есть. Кто-то написал на Цезаря дорос, якобы тот затеял заговор против Суллы. Его арестовали и тут же казнили. Это Юлия-то Цезаря, который ещё ничего не успел, кроме как жениться! Из виртуалов на такое никто не способен. Это явный вызов постороннего. Над нами просто издеваются.
— А как ведет себя клиент?
— Трудно сказать, ведь в голову к нему не залезешь. Но думаю, что примерно к середине каждого сеанса он уже не столько Элианий, сколько профессор Мюнхенского университета. Ты сам просил использовать минимальный уровень внушения. Да-а-а, надо было мне стать его рабом Кратилом вместо собаки. Побоялся, что не смогу соответствовать этой роли: я все же не романолог, а он хоть и нацист, но преподаватель древней истории.
— Да никакой он не нацист.
Когда Гитлер начал Восточную кампанию, Эрих перестал ходить к Вангерам. Не потому, что он принял такое решение, а просто, пропуская раз за разом очередной воскресный вечер, когда обычно захаживал к ним на часок, он думал, что придет как-нибудь потом. Но это потом наступило только весной следующего года.
Из своего киоска на Людвигштрассе ему пришлось уйти еще в июле 41-го. Его место занял какой-то пожилой инвалид — участник Великой войны, — а Эрих устроился гардеробщиком в Народном театре. Как-то в середине сентября он увидел Эрну. День был пасмурным, с легким дождиком. Она пришла в сопровождении морского офицера, и когда прихорашивалась у зеркала, тот взял ее плащ и вместе со своим сдал Эриху. После спектакля все повторилось, но в обратном порядке. Так что девушка его не заметила. Он же только услышал обрывок их разговора.
— Жаль, что запретили критику, — сказала Эрна, стоя у зеркала. — Ты обратил внимание на Абигайль, которая все время испуганно таращилась на суфлерскую будку?