Но Петер тоже парень заметный. Высокий, статный. Не блондин, но близок к этому. Настоящий арий. Как раз таких изображают на рекламных плакатах Гитлерюгенда Только он живой. В его серо-голубых глазах нет того плакатного героизма и стальной твердости, что рисуют нынешние художники. Они приветливые и открытые. «Но что-то он не договаривает, — вдруг подумала она. — Может, это связано с его отцом? А вдруг у них там веселая рождественская вечеринка и какая-нибудь девица уже окрутила его. Много ли надо: вино, нежный шепоток на ушко, прикосновение… А меня ему еще ждать и ждать. Он же понимает…»
Она представила, как Петер в кругу сверстников и сверстниц распевает «Ночь при ясном небе», отмечая праздник зимнего солнцестояния. Она вздохнула и совершенно несчастная пошла спать.
Утром мать заглянула в комнату дочери.
— Эрна, пойди-ка посмотри, кто это там стоит. Уже минут тридцать
— Где стоит? — раздалось из-под одеяла сонное бормотание.
— Там, под окном.
Эрна пулей выскочила из кровати и прямо в ночной рубашке бросилась к окну.
— Да не здесь, в гостиной…
Она метнулась в гостиную и, отдернув штору, прильнула к окну. Внизу стоял Петер. Он смотрел куда-то в сторону, поеживаясь от холода. Эрна замахала руками и что-то закричала, но снизу, в окне третьего этажа, она скорее напоминала рыбу в аквариуме, только раскрывающую беззвучно рот. Она перестала махать руками, прижалась лбом и ладонями к холодному стеклу и стала смотреть.
— Ты хоть накинь халат, дочка, — сказал вошедший в комнату профессор. — Да пригласи его подняться. Чего там торчать.
— Не слишком ли ранний визит? — недовольно пробурчала мать.
Когда Петер поднял голову, он увидел сияющее лицо Эрны и помахал рукой.
Потом Петер сидел за большим овальным столом в столовой Вангеров и пил чай с остатками рождественских яств.
— Вы куда-то уезжали? — спросила его мать Эрны.
— Да, фрау Вангер, я гостил у мамы во Франкфурте. — Видя вопрос в глазах сидевшей напротив него строгой женщины, он, несколько смутившись, пояснил: — Она не живет с нами уже несколько лет.
— А что вы намерены делать после окончания школы? — желая увести разговор от семейных проблем Петера Кристиана, спросил его профессор.
— Я бы хотел стать адвокатом. Правда, папа против. Он хочет, чтобы я был… военным.
Здесь Петер несколько слукавил. Генрих Кристиан, его отец, желал видеть сына если не в Лейбштандарте СС «Адольф Гитлер», то хотя бы в почетном полку СА «Фельхеррнхалле» или в штабсвахе «Герман Геринг». Он считал, что у его сына просто нет иного пути, как стать офицером одного из боевых полков партии. Он хотел закалить его физически, посылая летом после увлекательных круизов в лагеря с самой насыщенной спортивно-туристической программой. Несколько раз он привозил Петера к себе на работу, рассчитывая закалить его и духовно. Конечно, лагерфюрер Кристиан не показывал ему экзекуции и карцеры. Он только вывел однажды сына на балкон своей служебной квартиры с видом на аппельплац, на котором изнывала от жары тысяча узников.