– Сто лет.
– А вы где познакомились?
– На съемках второй части «Страха и ненависти в Лас-Вегасе», в Питере.
– А... а вы там играли?
– Мы там жили.
– М-м-м, – Даша кусает губу, пытаясь осознать сказанное.
– Э-э-э-э-э, я не понял, мы стол заказывали! – раздается справа.
Я вижу троих серьезно одетых мужчин со спортивным прошлым, обступивших худющего официанта с несчастным лицом. Их девушки стоят чуть поодаль, прижав к груди сумочки, будто те живые.
– Что значит «вип-резерв», а мы тогда кто?
– Сюда музыканты сядут! – частит официант.
– Вась, музыканты на сцене играть должны, а не в зале сидеть! – резонно замечает самый пузатый из спортсменов.
– Ник Кейв же приедет! – лопочет официант, испуганно моргая.
– Какой, нахуй, Никеев? Он кто вообще? Денис! – Пузатый делает несколько кругообразных движений подбородком. – Нас тут у тебя обижают.
– Все нормально! – Денис машет официанту. – Ложитесь!
Официант, кивнув, исчезает.
– Нам бы проходку твою снять! – встревает Олег.
– Сделай это немедленно, зайка, – бросаю я, подхожу к Денису и говорю ему на ухо, – действительно, какой, нахуй, Никеев?
– Я о том же, малыш! Слушай, а это твоя девушка? – Он кивает на Дашу. – Может, мы ее это... я еще одну приглашу. Ты в «Европе» живешь?
– Ага. Не моя. Своя, собственная, так что нет проблем! Хочешь познакомлю? А ты – меня с кем-нибудь.
– Хочешь Тасю? Ну, эту, с питерского ящика? Заводная девчонка.
– Может и хочу. – Я оценивающе смотрю на Тасю. – Пойду сначала в туалет схожу.
– Тебе с собой дать чего?
– Бумаги, что ли? – ржу я.
– Ну... типа того.
– Нет, спасибо, я хочу напиться! – Я разворачиваюсь и протискиваюсь сквозь танцующие массы трудящихся к туалету.
– Мне с тобой? – спрашивает Олег.
– Хочешь подержать? – бросаю я через плечо.
«It’s not you it’s the E-talking, I’m not sure which part I’m playing», – оглушает меня из колонки, установленной прямо над баром, Soulwax. Рядом со мной подпрыгивает парень лет двадцати трех в спортивном костюме Puma, задевает локтем зазевавшуюся девчонку с бокалом какой-то красноватой дряни, она выплескивает жидкость на свою соседку, та начинает лихорадочно тереть краем шарфа место на юбке, куда попали капли спиртного, а потом и свою подругу. И тут сзади меня бьет лампа камеры, это Олег с плеча снимает вытирающихся подруг, дрыгающегося в танцевальном угаре парня, двух девиц в радужных платьях, обнимающих одного парня, лужу на барной стойке, в которой кривовато отражаются лица за ней сидящих, мажет объективом по толпе воздевших руки пьяных, счастливых или просто обдолбанных гостей, крупно берет нависшую над толпой стойку с диджеем. И я собрался было обогнуть бар, но тут входная дверь выплевывает человек десять фриков, в париках, огромных очках и кислотных майках, и мне уже не протиснуться. А из-за спины встречным курсом двигается группа страждущих выпивки, и две толпы смешиваются, образуя водоворот, который прижимает меня к барной стойке и буквально распластывает по ней. Рядом со мной на стойку бросает журналистку, уже основательно бухую, и она говорит мне: «Привет!» – а я даже не могу руки поднять, чтобы помахать ей, и вместо этого зачем-то выцеживаю: