— Она прожила рядом с моим отцом четырнадцать лет. Я думал, они были счастливы.
Увы… Маргред закусила губу, чувствуя, как в ее сердце эхом отдалась боль, прозвучавшая в его словах. Мальчишкой Калеб считал себя плодом любви, подлинного союза между мужем и женой. Предательское бегство Атаргатис не только лишило его матери, но и окрасило детские воспоминания в мрачные тона, разрушив представление о семейном счастье.
Он заслуживал большего. Он заслуживал любви.
Или хотя бы правды.
— Они были слишком разными. — Как были разными они с Калебом, с болью осознала Маргред. — Твой отец завладел телом селки. Но ее любви он так и не удостоился.
На скулах у Калеба заиграли желваки.
— Ты полагаешь, что я намерен завладеть тобой?
Он уже и так получил от нее больше, чем она когда-либо отдавала другому, даже своему давным-давно умершему партнеру. Чувства к нему переполняли Маргред, как желанная беременность, они разрастались внутри нее, и им было тесно. Она изменилась, превратившись в кого-то другого — нечто совсем другое, — кого она не узнавала.
Цепкие щупальца сомнений опутали ее сердце. Сможет ли она когда-нибудь стать той, кто ему нужен? Сможет ли дать ему больше, чем его мать отдала его отцу?
И чего ей будет стоить такая попытка?
Страх ледяными пальцами прошелся по ее груди, вытесняя последние остатки воздуха из легких. И что будет с ними, если у нее ничего не получится?
— Думаю, — осторожно сказала Маргред, — что твое место здесь, на острове. С этими людьми.
— А твое?
— Я селки, — повторила она, и эти слова прозвучали неубедительно даже для нее самой. — Океан — вот наша стихия. Его магия живет у нас в крови. Мы должны или вернуться к нему, или умереть.
— Ты не можешь вернуться. Зачем, если ты все равно умрешь?
Его вопрос больно ранил ее, вонзившись в сердце подобно отравленной стреле. И все-таки он был неверно задан.
В ту же секунду она увидела, что он и сам понял свою ошибку, увидела, как глаза его подернулись холодком, почувствовала, что его тело напряглось, как у воина, ожидающего вражеского удара.
— Если бы у тебя была котиковая шкура, — негромко спросил Калеб, — если бы ты могла вернуться в море, то осталась бы здесь, со мной?
Отказалась бы она от безбрежного простора моря и от вечности ради того, чтобы жить с этим мужчиной на суше, пока оба они не умрут?
Во рту у нее пересохло. Она не могла и не хотела отвечать ему.
И ее молчание стало для него ответом.