Павел просидел за ноутбуком до глубокой ночи, копируя тексты, внушавшие ему наибольшее доверие, и аккуратно перенося их в собственные файлы. Это все тоже пригодится ему в работе. Похоже, его «писательское расследование», как он сам для себя это назвал по аналогии с журналистским расследованием, сдвинулось с мертвой точки. И Павел уже очень хорошо представлял себе, каким должен быть его следующий шаг.
* * *
Тусовка в ночном клубе затянулась, и домой Лера вернулась хорошо за полночь. Хотела как следует отоспаться утром, но не тут-то было – Борька с рассвета поднял крик и никак не унимался. Она уже и дверь закрывала поплотнее, и уши берушами затыкала – ничего не помогало. Пришлось встать.
– Олька, да уйми ж ты его! Ну что он у тебя все утро орет как резаный? – прокричала она, перегнувшись через перила второго этажа.
– Не могу, Лера Дмитриевна! – пропищал откуда-то снизу расстроенный голосок. – Никак не успокоится! Сама уже вместе с ним плачу, а сделать ничего не могу. Врачу звонила, она сказала, что так бывает, когда зубки режутся, велела лекарство давать, которое в тот раз выписала. Но я его Боречке даю, а он не хочет пить, ложку отталкивает…
– Значит, силой влей! Вот ты дура набитая! Тебя для чего наняли? Чтоб ты с ним вместе ревела? Быстро успокоила ребенка! Или вылетишь отсюда на хрен!
Возвращаясь в спальню, Лера продолжала костерить безмозглую няньку – надо же быть такой тупой! Испортила ей весь выходной. В принципе у нее и будней-то не бывало, поскольку она давно не работала. Но в календарные выходные, в субботу и воскресенье, Андрей был дома, а это означало постоянные претензии, недовольства и ссоры, так что уик-энды давно превратились для Леры в будничные рабочие дни, а с понедельника по пятницу она «отдыхала» от своего супруга и всяческих обязательств. Отсыпалась, потому что никто не перетирал ей мозги по поводу того, что нужно встать пораньше и заняться ребенком. К чему им заниматься? Для этого Олька есть. Обычно она справляется, ребенка не видно и не слышно. Только сегодня, как назло, никак угомонить его не может, аж на втором этаже слыхать. Дурдом!
Хлопнувшись опять на широченную кровать с водяным матрасом, Лера сунула голову под подушку в шелковой наволочке с розовыми цветами и поплотнее придавила ее сверху кулаком. Так стало потише, и вроде даже удалось задремать. И тут же – вот ведь западло какое! – приснился родительский дом. Этого еще не хватало!
Жизнь в родном городе Лера вспоминала как страшный сон. Папашка ее, Дмитрий Алексеевич, которого все знакомые, от стариков до детей, звали просто Митяем, пьет почти беспробудно, заливает внутрь все, что горит. Да и как же ему не пьянствовать, когда он грузчиком в продуктовом магазине работает, каждый день и вино, и водку, и все остальное туда-сюда ящиками таскает! Сколько заработает – столько и пропивает, жить не на что. А мать – серая мышь, слова против никогда сказать не может. Который уж год на почте у себя вкалывает, заказные письма и бандероли перебирает, а зарплата копеечная. Лера так и не поняла, как получилось, что отец на ней женился, и что он в ней нашел. Сам-то он, судя по фоткам, старым, черно-белым еще, в молодости парень был что надо – высокий, плечистый, симпатичный. Лерка, на свое счастье, в него пошла. А мать – глядеть не на что: маленькая, сухонькая, страшненькая. Так нет – женились, да еще и двоих детей заделали – ее, Лерку, да сеструху Катьку, ту еще идиотку. Предки до сих пор живут вместе, хотя что это за жизнь? Как вспомнит Лерка те «семейные» вечера, так вздрогнет – один пьет и матом орет, а бывает, еще и с ножом порой кидается, а другая только слезы в три ручья льет да лепечет что-то невразумительное. Лерка-то терпеть отцовских выходок не собиралась. Быстро смекнула, что к чему, и как чувствовала, что отец снова в штопор входит, так быстро к подружке улепетывала, к Таньке.