».[15]
Гитлер и сам понимал, как выглядел со стороны: «Буквально все, отмечал он потом, считали его просто фантазером. «Они все время говорили, что я безумен». Но спустя всего несколько лет все, к чему он стремился, стало явью или же поддающимися реализации проектами, и уже рушились те ценности, что претендовали на долговечность и нерушимость: демократия и многопартийное государство, профсоюзы, международная пролетарская солидарность, система европейских союзов и Лига Наций[16]. «Так кто же был прав, — торжествовал Гитлер, — фантазер или другие? — Прав был я».[17]»[18]
Со временем выяснилось, что Гитлер был и трезвомыслящим, и вовсе не бесталанным человеком.
Прежде всего, он умел говорить и убеждать людей: «Всего, чего я добился, я добился умением убеждать»[19] — говорил он сам о себе. Его соперники из числа его соратников с самого начала совместной деятельности, с 1919–1920 годов, вынуждены были считаться с ним, как с единственным оратором в НСДАП,[20] способным привлекать на митинги постороннюю публику и завоевывать ее симпатии.[21] Он, однако, провозглашал при этом действительно заурядные вещи.
Генерал Отто Герман фон Лоссов, во многом покровительствовавший Гитлеру в 1919–1923 годах, а потом ставший его противником во время Мюнхенского путча, отмечал чуть позднее, в 1924 году: «Необыкновенно захватывающее красноречие Гитлера и на меня вначале произвело большое впечатление. Было, без сомнения, ясно, что Гитлер во многом прав. Но чем чаще я слушал его, тем сильнее меркло мое первое впечатление. Я заметил, что длинные его речи почти всегда содержали одно и то же, что многое в его рассуждениях и так было очевидным для каждого патриотически настроенного немца, а многое другое свидетельствовало о том, что Гитлер теряет чувство реальности и масштаб того, что возможно и достижимо»[22] — это типично для многих из тех, кто считал Гитлера в те годы фантазером.
Постепенно, однако, противостоять влиянию Гитлера становилось все труднее: «Магнитофонные записи того времени ясно передают своеобразную атмосферу непристойного массового совокупления, царившую на тех мероприятиях — затаенное дыхание в начале речи, резкие короткие вскрики, нарастающее напряжение и первые освобождающие вздохи удовлетворения, наконец, опьянение, новый подъем, а затем экстатический восторг как следствие наконец-то наступившего речевого оргазма, не сдерживаемого уже ничем. Поэт Рене Шиккеле как-то сравнил речи Гитлера с «сексуальным убийством».»[23]
Один из слушателей Гитлера на предвыборном митинге в Лейпциге в 1932 году, тогда молодой юрист, вспоминал позднее: «