Вот уже второй день мы находимся на поверхности единственной планетки
вращающейся вокруг Бетельгейзе. И находимся на поверхности в странно-прямом смысле этого выражения. Джек (Джек – мой напарник. Англичанин.) в одних джинсах, с отрешенным видом валяется со вчерашнего вечера возле корабля. А я все еще вожусь с буром, на что-то надеясь. И знаете, я уже не понимаю, что я здесь делаю. Мне отлично жилось на земле. Богатые родители, толпы влюбленных девушек. Я мог бы стать классным юристом. Или журналистом. Нет же. Мне приспичило стать астронавтом-первопроходчиком. Видимо сказалась юношеская любовь ко всяким там приключенческим романам.
В школе астронавтов нас, конечно, предупреждали, что мы можем столкнуться с чем-нибудь необычным и загадочным. С недружелюбными и непонятными формами жизни, например. Или с небольшими отклонениями от законов Земной физики. Короче, с так называемыми, исключениями из правил. Редкими исключениями. Редкими, потому что эти уроды ученые, видите ли, считают, что в нашей галактике все подчиняется тем же правилам, что действуют в солнечной системе. Сволочи! Могли бы и получше пошевелить мозгами, чтобы попытаться предусмотреть что-нибудь эдакое.
То эдакое, с которым мы столкнулись. Дело в том, что у этой чертовой планеты нет ничего, кроме поверхности. Да. Вот такая петрушка. Ничего, кроме ровной, гладкой поверхности. Ни одного углубления или отверстия. Да что там, отверстия. Ни одной царапинки. Голимый бильярдный шар.
Впрочем, и это не верно. В бильярдном шаре есть что-то внутри, правильно? А у этой планеты под поверхностью нет ничего. Абсолютно ничего.
Вы спросите, зачем мы вообще на нее прилетели? К сожалению, в Млечном пути так мало планет, что выбирать не приходится. Да и кто знал, что этот шарик окажется с такими прибамбасами.
Уже сразу после приземления, нам с Джеком показалось странным, что на поверхности планеты не осталось ни каких следов от реактивных турбин, которые мы включили для торможения, сразу же, как вошли в атмосферу. И еще, нас удивил внешний вид планеты. Ровная, до чертиков. Ни гор, ни впадин. Хотя на этот счет мы особо не заморачивались. Решили, что приземлились в местной пустыне. А вот насчет следов от турбин…
Я помню, как Джек напряженно, на ломаном русском произнес:
– Здесь что-то не так, капитан. Ей-богу не так.
Я и сам почувствовал, что не так. Но надо было делать свою работу. Надо было исследовать планету.
Около часа мы потратили на изучение местной атмосферы. Ни черта необычного. Почти, как Земная. Пару часов монтировали оборудование для бурения. А потом, до самого захода Бетельгейзе, мы просидели, глядя, как идиоты на мониторы компьютеров. Все компьютеры абсолютно серьезно показывали, что бура под поверхностью нет.