убить?
Он на миг задумывается, но тут же его лицо становится злым.
– Чушь – сквозь зубы говорит он – Они мерзкие инопланетные твари. Они способны только убивать.
– То же самое для них мы – спокойно отвечаю я.
Я вижу, как быстро играют желваки на его широких скулах.
Истина ему ненавистна, возможно это единственное чего он боится, а потому и отворачивается от неё с наигранно-презрительным лицом. Истина – его злейший враг. Он не умеет думать, что он не прав, трудно так думать, когда в твоих руках постоянно находится автомат. Леонид Викторович, бросьте оружие, станьте снова человеком.
Сиреневое солнце уходит за горизонт. Капитан, нам тоже нужно уходить, мы здесь лишние, мы пришли на эту планету с жаждой растоптать, уничтожить, стереть с её лица все, что мешает нашему победному шествию, но они остановили нас. Леонид Викторович, вы разве не поняли? Это они сейчас спартанцы, героические воины, пошедшие вдесятером против превосходящей их силы, а мы… нам нужно уходить.
– Нам нужно уходить – говорю я, глядя на его широкую спину – Они оставили нас в живых, чтобы мы осознали это. Нам нужно уходить и больше никогда не возвращаться. Это их мир, их планета, за которую они будут биться до последнего спартанца. Своего спартанца. Мы должны вернуться. Я должен рассказать людям о славных воинах с чужой планеты, о том, что мы запутались, поддались гнусному желанию властвовать, я должен им напомнить, что спартанцы не были завоевателями, я должен им напомнить о человеческом.
Он молчит и глубоко дышит. Он не оборачивается.
Я поднимаюсь с зелёной, шевелящейся травы.
– Если мы не вернёмся, сюда пришлют ещё воинов, потом ещё, и так до бесконечности. Вселенная ещё не видела столько пролитой крови, сколько принесёт эта война. И эта война никогда не закончится. Не лучше ли её не начинать?
Я вешаю автомат на плечо и медленно развернувшись, иду к огромной металлической капсуле. За моей спиной слышен отчётливый щелчок передёргиваемого затвора, но я не оборачиваюсь. Зачем? Я и так знаю, куда сейчас направлено дуло его автомата.
Жизнь Александра текла уверенно. Хотя в чём уверенно – Александр точно не знал. Но он знал, что вот так вот течь ей и течь, и крепнуть в своей уверенности, а другого и не предвидится.
И ещё – жизнь Александра текла скучно. Если сильно поднапрячься, он мог вспомнить примерно три интересных события своей жизни. Первое случилось ещё в детстве, и длилось минут пять. Саше подарили телескоп, установили его на подставку и направили на ночное небо. Заворожённый увиденным, Саша на время потерял дар речи, однако приобрёл взамен дар мысли, глубокой и точной. Он вдруг осознал, что мир не ограничен одной планеткой Земля, а гораздо шире. Шире настолько, что бесконечная широта эта навсегда охладила у Саши желание его, этот самый мир познавать. Через пять минут безмолвного пялинья в межзвёздное пространство, Саша оторвался от окуляра, и после этого больше телескопом не интересовался никогда. Второе произошло в юности, и была это банальная любовь. И само собой влюбился Санёк в самую красивую девушку в квартале. Но оказалось, что любовь не ограниченна одними воздыханиями и написанием глупых стишков, а гораздо шире. Настолько шире, что практически раздавила его своей широтой и… безответностью. После чего Александр просто стал её избегать. Третье никакого отношения к нему самому не имело. Да и что интересного может случиться с тобой, если ты избегаешь любви? Третье случилось с живым вокалистом в одном престижном кабаке. Где-то в середине девяностых. Вокалист здорово сфальшивил, и один из новых русских просто пристрелил его за этот "косяк", после чего спешно кабак покинул. Так живой вокалист превратился в мёртвого, а Санчес добавил, в список интересного, третье событие. Всё-таки не каждый день у тебя на глазах убивают человека. После этого больше ничего не происходило, и Саша, Санёк, Санчес незаметно для себя превратился в Александра, никому не интересного и не нужного мужика тридцати лет. И всё бы так и закончилось, если бы не событие под номером четыре…