Но не будем лукавить. Не будем прикидываться детьми.
К народно-патриотическому движению примешалась масса корыстных людей. Фальшивые патриоты, просидевшие в кустах в августе 91-го и в октябре 93-го, воздвигшие храм своего благополучия и своей карьеры на крови обманутого властью народа, вдруг почувствовали звериным нутром крах ельцинского режима и объявили себя — ж е р т в е н н ы м и п а т р и о т а м и.
Против кого же они восстали?!
Против истинных патриотов…
Кто подписывал письма протеста, кто 2 октября 93-го года в газете «Правда» призывал президента остановить осаду "Белого дома", кто писал статьи в защиту России и жемчужины ее — Кубани, стал вдруг для них врагом и н е д о с т а т о ч н ы м патриотом.
II
Создан журнал "Родная Кубань" и во главе его поставлен известный русский писатель Виктор Лихоносов. И вот он стал неугодным — кому же?..
Печальные выводы: русские люди, окончательно загубившие себя в творчестве, дабы продлить свое графоманское существование, готовы обвинить главного редактора журнала писателя Виктора Лихоносова в увлечении кубанской историей, в насаждении в крае Православной старины.
При этом со всех сторон раздаются окрики: где местная проза? где наша поэзия? где публицистика?
Видимо, уместно этот вопрос переадресовать вам, мастера кубанской культуры. Чем вы заняты? Собачьей грызней?!
И вы, не представив ни одной полноценной рукописи, обвиняете главного редактора в том, что он з а г у б и л л и т е р а — т у р н ы й п р о ц е с с н а К у б а н и.
Вышло всего три номера журнала. Четвертый номер — самый лучший — лежит в холодильнике: заморожен под фиктивной причиной "отсутствия денег". 30 тыс. не нашлось в крае? Смешно.
Что же это за русские люди, которые отвергают идею Виктора Лихоносова, вернее — идею Ивана Ильина, провозглашенную Лихоносовым в передовице первого номера "Родной Кубани":
"Неиссякаемо и неописуемо присутствие в каждом из нас веяния наследственно окружающей нас природы, дыхание нашей национальной истории, потомственно надломленные в душе религиозные сокровища духа. Все это как бы дремлет под сводами нашего душевного подземелья и только ждет своего часа для подъема и обнаружения. И в этот час, когда приходит в движение родовая глубь личной души, человек испытывает себя скорбно и радостно-древним, как если бы в нем ожили и зашевелились его беззаветные, но столь близкие ему предки, их нравы и слова, их грехи и подвиги, их беды и победы; как если бы в нем проснулось некое историческое ясновидение, доселе сосредоточенно молчавшее или рассосредоточенно дремавшее в его душе — проснулось и раскрыло ему сразу и глубину прошедшего, и глубину его собственной личности. И вот — все живо, все трепетно-свежо, все заливает душу скорбью былых страданий и радостью нового видения".