Беранже хотел говорить, но ему сдавило горло, и голос отказывался повиноваться. Он протянул мне письмо и, тяжело дыша, облокотился на стул. Хотя глаза мои и были омрачены слезами, я сумел прочесть следующее:
«Кузен Беранже! Из признания, сделанного вами мессиру Жаку, я узнала, что совершила двойную ошибку. Первая ошибка состояла в том, что я не поняла вас и приняла ваше имя вместо того, чтобы отказаться и освободить вас, как вы этого ожидали, от обещания, данного вами моему покойному отцу. Вторая заключалась в том, что я слишком поздно увидела, что в вашем замке я в тысячу раз больше презираема и одинока, чем на большой дороге. Чтобы исправить по мере сил эти досадные ошибки, я избавляю вас от тяжелой неприятности иметь жену. Считайте меня умершей. Никогда не воспользуюсь я ни вашим именем, ни вашей защитой. Вы свободны жить, как вам будет угодно, как и я, в свою очередь, возвращаю себе свою свободу. Прежде чем окончить это письмо, позвольте мне сказать вам, что вы поступили как негодяй! Мой отец не мог желать, чтобы его дочери бросали из милости кусок хлеба. Он надеялся, что мой муж будет любить и уважать меня. Еще раз повторяю, кузен, вы свободны навсегда. Анжела».
У меня кружилась голова от всех этих событий, но я не имел даже времени одуматься. В эту минуту Беранже, овладев собой, обернулся к пораженным гостям и сказал со зловещим смехом:
– Хозяйка замка бежала. Вот, господа, в чем заключаются радости семейной жизни!.. Эй, вы! – он повернулся к слугам. – На коней! Приготовьте и мне лошадь!.. Живую или мертвую, но я верну ее в замок!
Гости обменялись удивленными и многозначительными взглядами. Затем, даже те, кто должен был остаться до следующего дня, поспешно простились с бароном.
– Эта бледная новобрачная должна была иметь важные причины, чтобы бежать таким образом, – заметил один из гостей.
На Беранже было страшно смотреть. Он сорвал кольцо, привешенное к пергаменту и надел его на свой мизинец.
– Живая или мертвая, но ты опять наденешь его, так как ты моя жена! – пробормотал он, как ураган сбегая с лестницы.
Я машинально следовал за ним. На дворе царили шум и суета, но хриплый и неузнаваемый голос барона покрывал все.
– Выпустите охотничьих собак! Да пусть пикеры (Пикер – в псовой охоте: псарь, вожатый гончих.) присоединятся к воинам и конюшим! – рычал он. – Живей!.. Мою лошадь, ради всех демонов ада!.. Мы поохотимся за тобой, моя белая серна. Да сохранит Бог того, кто спрячет ее или даст ей убежище! Будь то хоть сто человек – я их повешу!
Ужас и отчаяние придали мне мужество.