Угадайте, почему я насторожилась, когда Дессанир читал мне лекцию о драконах? Кем бы ни был Даррен, их потомком или кем-то еще, но свое собственное бессмертие я могла унаследовать только от них, теперь это самая вероятная для меня гипотеза, ведь раньше я думала, что просто и банально проклята. А теперь, кто знает, сколько поколений назад в мою семью затесался случайный приблудный ящер, но факт его присутствия неоспорим. Вопрос только в том, почему мой любимый не умеет, как я, восставать из пепла? Посмотрим.
На моем счету было почти полтора десятка смертей, причем самые безобидные среди них — на поле брани. Простой росчерк меча или прямое попадание десятка заточенных стрел вполне милосердно прерывали мою жизнь, не оставляя в воспоминаниях запредельной боли. Ощущение рвущихся на острие клинка мышц или брызжущей из перерубленной шеи крови не так страшны, как кажется. Да и смерть на жертвенном столе от дарренова ритуала тоже не являлась самой ужасной.
Лично мне больше всего запомнилась гибель в руках одного сумасшедшего исследователя, который нанял боевого мага Академии якобы для охраны при переходе через волшебные трясины в одном дождливом мире, после чего долгое время исследовал устройство моего тела и внутренних органов, не оставив ни одной целой кости. Его опыты до сих пор иногда снились мне в кошмарных снах, а неимоверная, неизбывная дикая боль всегда готова прийти в воспоминания, стоит лишь дать слабину. Стоит говорить, что я милостиво отплатила хмырову экспериментатору тем же? Заковала себя в ментальную броню, отключила восприятие запахов и эмоции, а потом по одной раздробила каждую косточку в его теле, оставив целым лишь позвоночник для полноты ощущений. Вытаскивала осколки костей из рук и ног, поднося к глазам скулящего от мучений садиста, поддерживая в нем жизнь и сознание тем же заклинанием, что и он во мне.
Один раз я погибла в яме с голодными змеями-переростками, чей яд обездвиживал жертву, не лишая при этом чувствительности. Чувствовать, как от тебя отрывают куски плоти и не иметь возможности даже закричать — то еще удовольствие. Моих мучителей я отдала белым скорпионам маршанских пустынь.
Я не злая. Просто ненавижу, когда меня убивают и истязают. И никогда меня не замучает совесть за смерть тех, кто причинил мне боль. Смерть не страшна, если она приходит быстро, как от одного удара кинжалом. Ведь все было бы не так ужасно, если бы не одна вещь: не имеет значения, как часто тебя убивают, как часто твоя кожа рвется под чужими когтями и клинками, как часто твои кости перемалываются в кровавую кашу — ты всегда возвращаешься к жизни целым и невредимым. Но БОЛЬ всегда одинакова, сводя с ума неописуемым букетом ощущений. И каждый раз, когда тебя убивают, ты пробуешь ее солоновато-приторный кровавый вкус снова и снова. Ее дикую пляску в твоем теле, ее присутствие в каждом уголке твоей раздираемой на части души.