Начала потихоньку колдовать, притянув бьющегося в истерике подростка к себе. Он кричал и плакал, извивался в моих руках, пытался ударить.
— Прости меня, Кьен, прости, — вставляю слова между криками и почти звериным рычанием. Колдовские обертоны моего голоса действовали на напряженную нервную систему, заставляя медленно успокаиваться. — У меня не было другого выхода. Ведь я говорила тебе, чтобы ты уходил с рассветом и не подавал вида, будто мы знакомы. Ну почему ты не послушался?
Я гладила по голове ребенка, безнадежно рыдавшего в моих руках. Бедный мой воришка, я принесла тебе самые страшные ощущения, какие были в твоей жизни, боль, кровь и страх.
— Шшш, детка, не плачь, не плачь, маленький, все хорошо, — мальчик постепенно затих, по-детски прижавшись к моему плечу.
Да ты мне всю рубашку промочил, дружок! В закрытых глазах набухли громадные слезинки, которые я осушила одним дыханием с помощью магии. Последнее, что я должна была сделать, это избавить Кьена от воспоминаний. Кому как не мне знать, что воспоминания о боли порой еще страшнее, чем сама боль, а я была виновата перед ним. Легкими прикосновениями к вискам мальчика я проникла в его память, дотрагиваясь до ранящих мыслей, страхов и дум. Несколькими штрихами затуманила память о произошедшем, чтобы после пробуждения все вспоминалось как неприятный, но незначительный эпизод. Потом не удержалась и легким ментальным поцелуем ослабила боль от потери близких, чтобы мысли о них больше не были наполнены горечью, только светлой печатью и сожалением. Это должно было помочь ему лучше сохранить в памяти их смех, лица, голоса, ведь горечь со временем выедает такие мысли словно кислота. Я очистила мальчика от следов крови и отнесла на кровать, укрыла одеялом и свернулась клубочком в кресле. Надо было поспать, прежде чем приниматься за анализ той информации, которую я впитала из тетради неизвестного мага. И последнее, что я сделала, засыпая, это развеяла цепь подчинения с худой мальчишеской шеи.
* * *
Меня разбудил божественный аромат свежей выпечки, заполнивший комнату. Я лениво потянулась, свалившись при этом с кресла на пол, и удивленно открыла глаза. Еда?
— Доброе утро! — Кьен виновато смотрел на меня с кровати, которая была заставлена подносами со всякой снедью. — Извини за вчерашнюю истерику, я не послушался тебя и втравил нас в неприятности.
Отлично, моя работа над памятью и эмоциями мальчика прошла успешно.
— Забыли. Это простительно, учитывая, что тебе пришлось пережить. Съедим булку мира и будем думать о чем-то более важном, чем вчерашнее происшествие.