Она стала рассказывать про Франсуа, про то, как они вместе провели вечер и почему пришли сюда, в этот дом, где ее возлюбленный снимал комнату. О том, что произошло между ними ночью, она умолчала, полагая, что собеседник и сам догадается. Просто сказала, что проснулась ночью одна и стала ждать возвращения Франсуа. Но вместо него пришли эти негодяи… Она снова начала всхлипывать. Произнести вслух, что ее по очереди многократно насиловали, она не могла, но видела, что Жиль не нуждается в объяснениях. Ей было так стыдно, словно она сама во всем виновата. Тинелле никогда еще не доводилось рассказывать о себе, тем более в таких обстоятельствах. Все произошло так внезапно и стремительно. Кто бы мог подумать, что с ней вообще может случиться подобное.
То, что перед ней совершенно незнакомый человек, странным образом располагало к откровенности. Стыдливость ни за что не позволила бы ей рассказывать такие жуткие вещи кому-то знакомому или даже подруге. Незнакомец слушал очень внимательно, то и дело кивая головой в знак того, что он все понимает. Он не задавал вопросов, давая ей выговориться. Солдат Жиль был человеком опытным, спокойным и терпеливым. Ему не раз случалось утешать солдат, умирающих на поле боя. Он знал, когда нужно что-то сказать, а когда просто выслушать.
Окончив свой рассказ, Тинелла, чтобы отвлечь внимание от своей особы, спросила:
— А как твоя мать? Где она?
— Здесь. В соседней комнате. Ее убили.
— Убили? — не веря своим ушам, переспросила Тинелла.
Глаза Жиля наполнились слезами, но он сумел сдержаться, не желая обнажать свое горе перед этой девушкой. Хватит с нее собственных страданий. Мужская гордость помогала ему держать себя в руках.
Помолчав, он сказал:
— Нам нельзя здесь оставаться. Они могут вернуться, и я бы не хотел, чтобы они нас здесь застали.
Одна мысль о новой встрече со своими мучителями привела Тинеллу в ужас.
— Но куда нам идти? Я служу в Лувре, камеристкой. Вчера вечером несколько раз пыталась туда попасть, но меня не впустили. Поэтому я пришла сюда. Там везде полно солдат, они никого не пропускают.
— Не волнуйся. В любом случае ты сейчас не в том состоянии, чтобы возвращаться к своей службе. Тебе надо отдохнуть. И я знаю одно тихое место за пределами Парижа, где мы можем переждать, пока здесь все успокоится. Идти сейчас через весь город равносильно самоубийству. На улицах идут настоящие бои. Я, пока шел сюда, такого насмотрелся, что и в кошмарном сне не привидится.
Тинелле не хотелось больше ни о чем думать. Этот человек внушал доверие. Да и куда ей еще идти? Она понимала, что выбор у нее невелик. Либо остаться здесь в ожидании маловероятного уже возвращения Франсуа, рискуя снова встретиться лицом к лицу с этими страшными людьми, либо уйти с незнакомцем. Второе, безусловно, разумнее. С ним она чувствовала себя в безопасности. Он производил впечатление хорошего человека. Если на нее кто-нибудь попытается напасть, он защитит. Нет, в этой ненавистной комнате оставаться нельзя. Нужно как можно скорее покинуть дом. Возможно, это поможет забыть…