Сейчас она отнюдь не выглядела робкой. Габриэль увидел в ее глазах огонь и был так доволен быстротой ее реакции, что ему захотелось улыбнуться.
Однако он по обыкновению насупился:
— Вы хотите знать, что произошло?
— Да, милорд.
— Об этом спрашивать нельзя. Она изменила тактику.
— Зато можно высказывать свое мнение, — напомнила она ему. — А мое мнение таково, что вы расстроили Лилу своим замечанием.
— Ничего, переживет. — В его тоне не было сожаления.
Ей стоило немалых усилий не отступить под его взглядом.
— Возможно, хорошая жена прекратила бы этот разговор, — прошептала она.
— Вот именно. Она вздохнула:
— Пусть я не буду очень хорошей женой, Габриэль, но я все-таки хочу знать, что же Лила такое сделала, чем она рассердила вас.
— Из-за нее едва не был убит один мой солдат.
— Из-за нее?
— Да, из-за нее.
— Но наверняка она не хотела этого! — стояла на своем Джоанна.
Габриэль нагнулся к ней и, приблизив лицо к ее глазам, тихо сказал:
— Виноват в этом Колум. Кажется, вы очень печетесь о нем. Так вот: он не соображал, что делает.
Она распрямила спину:
— Не намекаете ли вы на тот случай, когда я нечаянно оказалась в самом центре ваших военных упражнений, супруг мой?
— Именно.
— С вашей стороны слишком нелюбезно вспоминать об этом, — заявила она.
Но Габриэль, как видно, мало беспокоился о том, чтобы быть любезным.
— Остаться живым более важно, чем не поранить чьи-то чувства, — пробормотал он.
— Верно, — уступила она.
Дамфрис оборвал их разговор громким лаем. Габриэль обернулся, позвал собаку и покинул комнату, не поглядев на жену и не попрощавшись.
Всю оставшуюся часть дня Джоанна думала обо этом разговоре. Возможно, она и не должна вмешиваться в решения своего мужа, касающиеся его подчиненных. Но она так привязалась к Колуму и Лиле за эти месяцы, что сама удивилась этому. В своей жизни она не позволяла себе никаких симпатий ни к кому, чтобы избежать забот и разочарований К тому же она знала, что Рольф может обратить ее доброе чувство против нее и против того, к кому она благоволила. Как было в случае с помощницей поварихи, девочкой очень приятного нрава. Как-то она обмолвилась, что ей нравится, когда рядом с ней Челси, потому что девочка так сообразительна и находит радость во всем, что делает.
Однажды утром Челси уронила яйцо. Повариха доложила Рольфу об эхом убытке. И в тот же день он так избил Челси, что сломал ей ногу. Епископ Холвик определил, что именно таким должно быть наказание за подобный печальный проступок.
Однако здесь, в Нагорье, все отличалось от ее прошлого, как день от ночи. Здесь она могла заводить себе друзей и пылко тревожиться об их благополучии.