Его плохое настроение казалось ей забавным, пока он снова не оставил ее одну у дверей спальни. Он целовал Женевьеву до тех пор, пока колени у нее не начали подгибаться, затем повернул ее кругом и легонько подтолкнул в спальню. Только гордость не позволила ей умолять Кендрика поцеловать ее еще пару разочков. Хотя итог войны еще не был делом решенным, она знала, что сегодня вечером он одержал еще одну победу.
Женевьева, ежась от холода, сидела на ворохе соломы и наблюдала за тем, как Кендрик чистит щеткой своего коня. Эту лошадку он выбрал в тот день, когда перестал быть призраком. Все прошлые годы он заботился о своей конюшне, и сейчас в ней находились лучшие представители конской породы на всем острове. Так он утверждал. У Женевьевы не было оснований ему не верить. Жеребец, за которым в данный момент ухаживал Кендрик, был великолепным животным, мощным, огромным и черным, как ночь.
Кендрик напевал себе тихо под нос, гладя лоснящиеся бока коня и расчесывая буйный водопад черной гривы. Женевьева прикрыла глаза и представила, что его руки легко касаются ее кожи. Он сводил ее с ума! С ее свадьбы прошла неделя, и это была самая длинная неделя в ее жизни. Целыми днями он ее избегал, не прикасался совсем, и только вечером, у дверей спальни, целовал ее перед сном. Прошлым вечером прощание длилось целый час, поцелуям и ласкам не было конца. Женевьева пыталась затянуть Кендрика с собой в спальню, но тот не поддался. Если он еще раз скажет, что она еще не готова, она просто огреет его чем-нибудь тяжелым.
Двери конюшни тихо закрылись, и Кендрик вытер руки о джинсы.
— Ну что, возвращаемся?
Она кивнула, зубы ее застучали от холода. Взяв его за руку, она тесно к нему прижалась, и так они двинулись к дому. Если бы Кендрик взял ее на руки, она бы немного согрелась.
— Знаешь, — как бы между прочим сказала она, — земля какая-то влажная.
Он с улыбкой посмотрел на нее сверху вниз, сумеречный свет оставлял почти все его лицо в тени.
— Да, довольно влажно.
— Черт возьми, да тут и луж полно. Так недолго и ноги промочить.
— Хорошо, что ты надела галоши и свой непромокаемый плащ. Сегодня чертовски холодно.
— Я могла бы согреться, если бы ты взял меня на руки.
— Не могу. У меня спина болит.
— Ты лжешь, как сивый мерин.
Он засмеялся и сжал ее руку.
— Я весь в пыли и лошадином волосе. Не думаю, что тебе хочется ощутить все это на себе самой.
Она чуть было не ответила, что хотела бы почувствовать на себе его большое теплое тело, но даже для ее порядком разгоряченного в последнее время воображения, это прозвучало бы слишком неприлично. Она сомневалось, что таким образом произведет на Кендрика должное впечатление. Скорее всего, он скажет, что это верный признак того, что она еще ни для чего не созрела.