— Тогда тебе и сам Бог не поможет! — прорычал Маледика. Он повернулся и быстро вышел из комнаты. Дверь с треском захлопнулась за ним.
Брайан тут же бросился в ванную. После того, как его вырвало остатками завтрака, он прополоскал рот и тупо уставился в зеркало. Волосы его были всклокочены, глаза красные, губы плотно сжаты.
Слишком много стрессов.
Когда-нибудь это станет причиной его смерти.
Женевьева задумчиво гладила пальцами деревянную ручку кресла, вспоминая последний раз, когда она здесь сидела. Той ночью она решила, что им с Кендриком нужно поговорить, а он заявился к ней не с воображаемым, а настоящим кинжалом. Он ужасно ее тогда напугал.
Сейчас он сидел напротив нее и смотрел на огонь в камине. Вид у него был совершенно безобидный, как у разомлевшего в тепле кота. Свои длинные ноги, одетые в джинсы, он вытянул далеко, так что его ступни достигали ее кресла. Он был одет в белую рубашку, верхние пуговицы которой были расстегнуты — без сомнения, ей на радость. Волосы он завязал сзади, и теперь они и черная лента свисали на одно плечо. Ему бы еще золотое кольцо в ухо — и вышел бы заправский пират.
Огонь мягко мерцал на его лице, выделяя красиво вылепленные скулы, подбородок и спокойную линию полных губ. Она пристально смотрела на эти самые губы, когда почувствовала на себе его взгляд. Щеки ее покраснели еще до того, как она встретилась с ним глазами. Он подмигнул ей, и румянец стал еще ярче.
— Прекрати, — сказала она.
Он улыбнулся еще шире.
— Почему?
— Потому что нехорошо насмехаться над кем-то.
— Мне нравится, как ты краснеешь.
На это у нее не нашлось ответа. Кендрик уже давно поддразнивал ее таким образом, при каждой возможности — а таких возможностей было много. С той ночи, как она нашла злополучный счет, они все дни проводили вместе. Женевьева ждала, когда же ему наскучит ее общество, но пока этого не произошло. Если она вставала недостаточно рано, он ее будил. Если же ей хотелось лечь спать пораньше, он устраивал такой тарарам, что она и так бы не уснула. Боже упаси, если она собиралась днем почитать. Кендрик становился просто несносным, если его игнорировали. Несколько раз она прямо так ему и сказала, но в глубине души она дорожила каждым ворчливым словом, каждой средневековой застольной песней, которую он ревел ей на ухо спозаранку. Ее трогало то, как он старается заполучить каждую минуту ее внимания.
— О чем это ты задумалась?
Она откинула голову на спинку кресла и улыбнулась.
— Абсолютно ни о чем.
— А вот лгать нехорошо.
— Тебе было бы неинтересно.