— Ты что, Бурсак, не понял? — Хасан протянул вперед руки, заляпанные чужой кровью. — Человек умирает!
— Всех вас возить бензина не хватит, — спокойно ответил Бурсак, помешивая сахар в кружке. — Когда все поперебьетесь, я последнего сам лично отвезу. С почетом.
— Я с тобой потом разберусь, — сквозь зубы сказал Хасан. — Времени сейчас на тебя нет, гнида… Открывай ворота? Выкатывай! — обернулся он к своим.
Абреки хлынули во двор к машине. Гуляш одним взмахом вырвал из ворот замок вместе с ушками.
Егеря похватали карабины.
— Назад! — Бурсак выстрелил под ноги абрекам. Картечь широко, как кнутом, ударила по земле.
Хасан медленно, глядя в глаза Бурсаку, пошел прямо на стволы. Бурсак, так же, не отводя глаз, снова передернул затвор…
— Хасан, — негромко окликнула Дуська. Она опустила безвольную руку Солдата. — Поздно…
Нахал висел на страховке, упираясь ногами в стену, работал металлической щеткой, сдирая мох с камня. Буквы он уже закончил и теперь обводил их рамкой.
— „С“ поправь, — велел Хасан. — Оно у тебя направо падает. — Он с другими абреками стоял ниже на катушке.
Нахал спустился к ним, глянул отсюда на свою работу. Под Пятнами на вертикальной стене значилось теперь: СОЛДАТ, — серым камнем из-под черного мха.
Хасан снял корону. Поснимали фески и остальные.
— Говорят, мох сто лет нарастает, пока совсем затянет, — помолчав, сказал Хасан. — Сто лет тебе память, Солдат, — повернулся и пошел к Скитальцу.
Абреки остались стоять, переглядываясь в недоумении. Нахал догнал его:
— Что, Хасан — и все? И Бурсаку простишь? Так мы сами пойдем! Наваляем, что портрета не останется!
— Наваляем? — усмехнулся Хасан. — Эк ты его пожалел… Сам удавится. Он у нас на все Столбы прогремит.
Он взял у Нахала страховочный капроновый трос, осмотрел.
— Сколько у нас „соплей“?
— Две, — удивился Нахал. — А что?
— Пробеги по избам. Чтоб до темноты четыре было.
Бурсак, причитая, спотыкаясь на корнях, бегал взад и вперед под Первым. Все Столбы собрались тут, стояли избами, посмеивались, глядя на Бурсака и вверх. А кто, опоздав к началу представления, только выходил из лесу — сперва замирал с открытым ртом, а потом принимался хохотать, как сумасшедший, хлопая себя по коленям и указывая на вершину.
Там, на самой кромке карниза торжественно стоял новенький, сияющий Бурсаков автомобиль.
— Ребята… — метался Бурсак от „славян“ к „беркутам“, от тех к „бесам“. — Ну, вы же нормальные люди! Не эта шпана! Снимите, ребята! Я заплачу!..
Ребята с удовольствием смеялись. Не то, чтобы болели за абреков, но все имели зуб на Бурсака, а главное — оценили хохму и с интересом ждали продолжения. А если кто и хотел бы выслужиться перед администрацией, то на глазах у всех не решился бы.