Две недели плавания в этом жутком супе, и борт корабля можно было проломить пинком ноги. И это было далеко не всё. Повышенная, точнее, зашкаливающая радиация убивала экипаж корабля ещё до конца плавания. Старый добрый счётчик Гейгера начинал сходить с ума за сорок метров от кромки воды, а, соприкоснувшись с самой водой, сменял щелчки на сплошной гул.
Вспомнив все эти данные по зоне, Жестков вспомнил и то, что назначил аудиенцию директору Конторы Павлу Андреевичу Куклову, решив принять его в своём рабочем кабинете. Несмотря на два пережитых инфаркта и кучу старческих болячек, Художник оставался всё ещё одним из самых сильных аналитиков и стратегов Конторы, твёрдо державших руку на пульсе самого закрытого сообщества в империи.
Прозвище Художник прилипло к нему ещё во времена ученичества, когда молодой курсант быстро и очень похоже набрасывал в конспектах карикатуры на инструкторов. Датский карикатурист Херлуф Бидструп был очень популярен в СССР в те времена. Так Паша Куклов превратился из Кукольника в Художника. Прозвище прилипло навечно.
Художник сам попросил об аудиенции, намекнув по телефону, что речь пойдёт об очень удивительном открытии, сделанном совершенно случайно и имеющем очень интересные перспективы. Назначив день и час встречи, Жестков задумчиво посмотрел на телефон и, удивлённо качнув головой, отложил раздумья до встречи. Было слишком мало исходных данных.
И вот теперь, покончив с текущими делами, Алексей Олегович, нехотя поднявшись из-за стола, медленно прошёлся по кабинету. Заложив руки за спину, он постоял у окна, рассматривая внутренний двор Ближней дачи, и, бросив быстрый взгляд на часы, чуть слышно хмыкнул. До указанного времени оставалось ещё пять минут.
Подойдя к селектору, Жестков связался со службой охраны внешнего периметра и приказал направить к нему Куклова сразу, как только он появится. Как оказалось, Художник уже приехал. Нажав другую кнопку, он вызвал секретаря и, не дожидаясь доклада, с ходу приказал:
– Куклова ко мне. Пока не освобожусь, не беспокоить, и прикажи принести чаю с мёдом.
Коротко кивнув, изображая поклон, секретарь выскользнул из кабинета, и через несколько секунд в дверях появился Художник. Опираясь на резную трость, старые раны давали о себе знать, он церемонно поклонился, но Жестков, не любивший церемоний между старыми соратниками, только махнул рукой.
– Присаживайся, старина. В нашем возрасте стоять уже сложно.
Коротко улыбнувшись в ответ, Художник тяжело опустился в резное мягкое кресло, положив на стол перед собой тонкую чёрную папку тиснёной кожи. Покосившись на папку, Жестков тяжело вздохнул и, дождавшись, когда обслуга под присмотром секретаря подаст чай и скроется за дверью, тихо спросил: