– Конечно, конечно, – тут же засуетился адресат. – Всё давно приготовлено. Я сейчас распоряжусь, вас отвезут.
Кивнув в ответ, Николай дождался, когда он запрёт своё сокровище в сейф, и, выйдя из кабинета, попросил секретаршу вызвать водителя. Выскочивший следом за ним толстяк, сияя, как начищенный медный самовар, распорядился, чтобы Николая отвезли в гостиницу и позаботились обо всех его нуждах.
* * *
Вот уже третью неделю Пашка честно пытался помочь умникам Конторы в их изысканиях. Но для того, чтобы ответить хотя бы на половину их вопросов, ему нужно было просто вспомнить то, что его непонятно кем проклятая память нагло постаралась забыть.
В ход шло всё. Шоковая терапия, долгие задушевные беседы и даже гипноз. Но Пашке всё это было как мёртвому припарка. После первой же попытки напугать его в результате шока учудивший это безобразие умник отправился на больничную койку. К собственному Пашкиному удивлению, голова его отключилась напрочь, зато тело выдало такое, что даже видавшие виды бойцы стариковой охраны только рты поразевали.
Задушевные беседы очень быстро превращались Пашкой в сплошной стёб и насмешки над умниками, а гипнозу он просто не поддавался. В конечном итоге разъярённые умники дружно принялись жаловаться старику на отказ объекта от сотрудничества, и неизвестно, чем бы всё это кончилось, если бы не регулярные встречи самого старика с Пашкой.
После того памятного для старика разговора он приказал привести Пашку к себе в кабинет. Хорошо уже знакомый Пашке штабс-капитан привёл его в роскошно обставленный кабинет. За резным столом из морёного дуба с неизменной чашкой чая сидел старик, с интересом рассматривая результаты предварительных психологических тестов.
Что характерно, тесты были Пашкиными. Сам Пашка понял это сразу, как только увидел, что старик убирает бумаги, стараясь, чтобы он не смог прочесть ни одного слова. Не дожидаясь приглашения, Пашка устало опустился в кресло и, вздохнув, тихо сказал:
– Здравствуй, дядя Паша.
– Ну, здравствуй, тёзка, – усмехнулся старик и, подвинув ему чистую чашку, предложил: – Наливай чаёк. Посидим, подумаем, о делах наших скорбных покалякаем.
– Знакомая фраза, – грустно усмехнулся Пашка. – Знаю, что где-то слышал, а вот где… – Пашка замолчал, глядя на старика взглядом побитой собаки.
– Ты чего это, тёзка, такой поникший? Расстроил кто? Да ты говори, не стесняйся. Если что, жалуйся смело. Мои гаврики вон на тебя жаловаться не стесняются. Такой эпистоляр нарисовали, аж завидно. Один слог чего стоит.
– Уже настучали, шавки, – беззлобно проворчал Пашка.