Неужели все это произошло с ней? Неужели попасть в подобную переделку означает быть свободной?
Она пристально вгляделась в глаза Деверилла. Он должен знать. Кому, как не ему, знать это?
— Прошлым вечером, — сказала Элинор, понизив голос, потому что вспомнила, что Хелен обещала проявлять сдержанность только при отсутствии угрозы для ее безопасности, — я хотела почувствовать себя свободной.
— Понятно, — сказал он, допивая виски. — Мне пора идти. Терпеть не могу начинать день на пустой желудок.
Он повернулся, но Элинор схватила его за рукав, не давая уйти.
— Прошлым вечером это была свобода? Или романтика?
Деверилл замер, посмотрев ей в глаза.
— Ни то ни другое. Скорее грех. Меня учили, что между ними есть разница. Однако все это следует испытать хотя бы раз в жизни.
— И грех? — повторила она.
— Да. Хотя он должен совершаться по взаимному согласию и доставлять гораздо больше удовольствия, чем-то, что почти произошло с вами. — Высвободившись из ее рук, он направился к двери.
— Надеюсь, я скоро вас увижу? — крикнула она ему вслед.
— Я буду где-нибудь поблизости, — усмехнулся он и откланялся.
Элинор слышала звуки его удаляющихся по коридору шагов, потом открывшейся и закрывшейся входной двери. Валентин знал ответы на многие вопросы. Даже если он не спешил делиться собственным опытом с ней, он понимал разницу между грехом и свободой, познал и то и другое. Она подозревала также, что он не был чужд и романтики, хотя вряд ли искал ее в жизни. Словом, изведал он немало. Невозможно иметь такой очаровательно греховный огонек в глазах и не вкусить чего-нибудь недозволенного. А, кроме того, она узнала о маркизе Деверилле то, чего никак не предполагала раньше: ему можно доверять.
Очевидно, избежать скандала было труднее, чем она по наивности думала. Конечно, она зря обольщалась в отношении Стивена, но этой ошибки больше не повторит. То короткое время, на которое ей удалось вырваться из-под ига своих братьев, было слишком важно для нее. Ей нужен был наставник, способный помочь ей сориентироваться в сложном мире человеческих страстей. Ей нужен был Валентин Корбетт.
— Валентин, я с тобой говорю. Прислонившись к экипажу, припаркованному на Бонд-стрит, он прислушивался к жалобному тихому голосу, доносившемуся изнутри экипажа. Вернее, слушал он вполуха, поскольку его внимание почти целиком было приковано к паре молодых леди, которые шли вдоль улицы по направлению к лавке шляпницы.
— Ты, кажется, даже не слушаешь меня?
— Я слушаю, Лидия, — сказал он, доставая из кармана сигару. — Продолжай.
— Знаешь ли ты, каково мне ложиться в постель с дряхлым стариком, каково ощущать его ласки?