Я засмеялась, грум решил, что смех предназначен ему, но я смеялась тому, что прочитала в глазах Князя. Тот смотрел на меня не как на свою воспитанницу, а как на девушку. Красивую девушку.
Потом было много таких взглядов. А однажды Князь пригласил меня на конную прогулку. И мы мчались сквозь ночь на лошадях сломя голову. Я хохотала от восторга. Мне было хорошо, а потом, когда мы сделали привал, чтобы дать лошадям отдохнуть, меня впервые поцеловал мужчина.
Наверняка Князь не думал, что такое случится. Но стояла безоблачная лунная ночь. Я была юна и хороша. Свежий воздух пьянил меня, горячил кровь. Я стояла под звездами, раскинув руки, а Князь чуть позади меня. Я обернулась. Глаза его горели. И я замолчала. И смотрела на него с искренним восхищением, и ловила себя на мысли, что если бы я не узнала Люциана, в моей жизни бы не было другого мужчины, кроме Князя.
И мы одновременно шагнули друг к другу. И я вдруг смутилась и спрятала голову у него на груди. Он поднял мой подбородок и коснулся губами моих губ. И во мне все запылало. Я раскрыла губы и почувствовала его язык. И новое чувство охватило меня. Это был восторг. Голова моя закружилась, и я полностью отдалась во власть поцелуя опытного мужчины.
Мы целовались долго. И только когда ловкие пальцы Князя начали расшнуровывать мой корсет, я перепугалась, смутилась. А Князь довольно рассмеялся.
— Ох, Мири! — воскликнул он, держа меня в объятиях, любуясь мной в лунных лучах. — Где же были мои глаза раньше? Ты будешь моей, Мири? Моей женой?
И я ответила ему «да». И в тот момент забыла обо всем на свете и была счастлива.
Это была моя самая романтическая ночь. Князь признавался мне в любви, говорил, что не дело опекуну жениться на подопечной, но ему все равно. Он привык жить так, как хотел, и никогда не обращал внимания на условности. Я сидела у него на коленях. Его руки ласкали мою обнаженную грудь, и это больше меня не смущало. А потом он ласкал мои соски губами и языком, но я понимала, что хочу чего-то большего. Хочу любви, заниматься любовью, так, как делали мужчины и женщины, хочу делать то, что делали Люциан с Зофирой, когда я ворвалась в их покои в ту злосчастную ночь, когда вернулась из пансиона. Тень ревности на мгновение омрачила мое счастье, но Князь прогнал ее поцелуями, и я стонала и металась в его объятиях, умоляя о большем.
Но Князь не спешил. Он говорил что-то о моей невинности, о каком-то ритуале. О том, что невинность запретна для таких, как он, и что соединимся мы с ним по обычаю его народа, и что мы будем вместе вечно.