За год до кончины Петра II генерал-лейтенант Василий Левашов подписал договор о возвращении Персии завоеванных при Петре I территорий.
Однажды, охотясь, Петр II со свитой остановился в имении князя Алексея Долгорукова «Горенки». После веселого ужина, за которым было много выпито, малолетнего государя оставили с княжной Долгоруковой вдвоем, а 18-летней красавице заранее объяснили ее роль. Петр II соблазнил девушку, и чтобы она не была опозоренной, согласился с ней обручиться.
Невеста Петра II – княжна Екатерина Долгорукова
30 ноября 1729 года в Лефортовском дворце состоялось обручение Петра Алексеевича и Екатерины Долгоруковой. Петр II огласил указ, по которому все Долгоруковы получали высшие должности при императоре, а свадьба назначалась на 19 января 1730 года. Но с того момента подавленное состояние духа императора, которого мучила совесть за судьбы Меншикова и бывшей невесты Марии, еще более усугубилось.
6 января 1730 года, несмотря на сильный мороз, император неожиданно появился на параде московских полков и принимал его с фельдмаршалом Минихом и Остерманом. Дома у Петра II начался жар. Врачи обнаружили у него черную оспу.
Иван Долгоруков отважился пойти на крайнюю меру – подделать почерк императора на завещании. Сфабрикованная им «последняя воля императора Петра II» предусматривала передачу императорской власти его невесте. Но вся трудность заключалась в том, что подпись юного императора должен был заверить духовник царя, а также доверенное лицо, которым являлся Остерман.
В ночь на 19 января 1730 года Петр II скончался, всего лишь за несколько часов до назначенной свадьбы. Стоявший у дверей Иван Долгоруков выхватил шпагу и закричал: «Да здравствует императрица Екатерина Вторая Алексеевна!», после чего он был сразу же арестован.
Бесславное и по-своему трагическое царствование внука Петра Великого завершилось. Свое царствование Петр II закончил в неполные 15 лет, и с его смертью род Романовых по мужской линии прекратился.
Историк Н. И. Костомаров писал: «Петр II не достиг того возраста, когда определяется вполне личность человека, и едва ли история вправе произнести о нем какой-нибудь приговор... Он не только не любил учения и дела, но ненавидел то и другое, не показывал никакой любознательности; ничто не увлекало его в сфере государственного управления, всецело пристращался он к праздным забавам и подчинялся воле приближенных...»