У меня немного закружилась голова от потока сведений, вылитых на мою бедную, утомленную голову. Протис не стал задерживаться, наскоро показал мне где что лежит, и исчез любоваться на свою незабвенную леди Олисию. Апартаменты состояли из трех комнат: гостиной, спальни и кабинета. В спальне была дверь в ванную и туалет, а в кабинете дверь в лабораторию. Если во всех помещениях был порядок, то в лаборатории толстенным слоем лежала пыль. Доступ челяди сюда был строжайше запрещен, а артефакт поддержания порядка давным-давно разрядился. Я, походя, его зарядил и активировал. Некоторое время сюда лучше будет не заходить. Затем прошел в спальню и, не раздеваясь, упал на мягкую постель.
Часа через два позвали ужинать, и я спустился на второй этаж в малую столовую. За столом на возвышении расположился сам граф с дочерью и капитаном охраны. За столом ниже сидели дворецкий, начальник гарнизона, старшая горничная и эконом. Мне было указано занять место сразу после дворецкого. Когда все собрались, граф представил меня собравшимся в качестве помощника господина знахаря и предложил обращаться в случае каких-либо заболеваний. После чего был подан обильный и вкусно приготовленный ужин. Свидетельством того, что я понемногу стал оттаивать, были мои размышления на тему, что меня ожидало в случае, если бы я так и остался походным поваром. Скорее всего, поскольку повар здесь уже был, и повар, насколько я могу судить, хороший, мне предстояло сопровождать господина графа в его походах. Причем, если последний из намеченных им в этом году походов заканчивался в его родовом замке, где, вероятно, место повара давно занято, то, скорее всего, там я получил бы полный расчет и катился бы на все четыре стороны. То есть оказался бы в одиночестве в глубине мятежной лоперской территории. А это меня никак не устраивало. Сколько я не ломал голову, единственный вариант вернуться на Родину — это снова пройти насквозь Грассерские горы, но уже основательно подготовившись.
Вечерний осмотр раненых показал, что все легкораненые уже практически пришли в норму, двое тяжелых, как я и предполагал, уже потихоньку ходили, и дело у них шло на поправку. Во всяком случае, исцеление могло разве что значительно ускорить их выздоровление, поэтому я решил оставить их в покое. В точном соответствии с байкой:
"— Господин лекарь, что будем делать с этим больным? Лечить?
— Нет, пусть живет".
Таким образом, моего целительского участия требовали шестеро тяжелораненых и Олисия. Я разделся, забрался под одеяло и, проверив свое состояние, понял, что этой ночью исцелением заняться не смогу. Тогда я расслабился и через несколько вдохов слился с магией. С каждым разом это получалось все проще и быстрее. Видимо, тренировки в концентрации в сочетании с изменившейся в пещерах магической и физической структурой моего тела обеспечивали быстрый прогресс в этом направлении. В таком состоянии я продумывал, как наиболее безопасно для Свенты настроить связь с ней. Мучила еще неизвестность — достаточно ли хорошо я запомнил ее магический узор, поскольку магического слияния с ней никогда не проводил. Когда я был рядом — понятия о таковом не имел. Теперь, имея понятие, не имею рядом свою жену. Никого рядом со мной не было, кто мог бы дать добрый совет, как пользоваться моими новыми возможностями. Где же вы, мои наставники, и где же ты, имперец, со своими своевременными советами? Мне живо вспомнился целитель Империи Сун, который после лабиринта давал мне кристалл, а потом, как-то в Сербано, посоветовал не бояться исцелять, а бояться менять. Правда, получилось, что я слишком расхрабрился после его советов, но он и тогда воспринимался как сон или некое свернутое знание, полученное из кристалла. Видимо, я достаточно ярко представил себе его во всех подробностях, поскольку ощутил сверкнувшую нить связи и оказался возле него. Он был одет в домашний халат и, сидя на коленях за низким столиком, кисточкой писал в столбик цзыры — знаки имперского образного письма. Я материализовал фантом, тут же почувствовав, что долго его не продержу, слишком устал прошлой ночью.