— Итак, вот он, гость нашего дома, Сильвия. Дипломированный архитектор Тобиас Мюллер.
Сильвия ему руки не протянула, но все же ответила на его обаятельную улыбку.
— Госпожа Сильвия Мюнзингер, — продолжала знакомство Доната, — моя сестра. Она тоже живет здесь, но тебе едва ли придется ее часто видеть, пока ты не поднимешься на ноги. Она очень занята. — Доната и сама удивилась, как легко слетела с ее уст эта беспардонная ложь.
— Вы работаете, госпожа Мюнзингер? — спросил Тобиас, чтобы начать разговор.
— Профессионально нет. Но у меня масса общественных обязанностей.
— Ах, вот как, — безучастно пробормотал Тобиас. Сильвия потянула носом. В воздухе висел аромат терпкой туалетной воды, который, однако, не мог перебить запаха болезни и лекарств.
— Видимо, — спросила она, — курить здесь не следует?
— Ну почему же? Конечно, можно, — отвечал Тобиас.
— Нет, Сильвия, лучше не надо, — возразила Доната.
— Тогда я лучше удалюсь.
— Но ты, Доната, посидишь еще со мной? — спросил он почти умоляюще.
— Ну, тогда доброй ночи, — произнесла Сильвия, направляясь к выходу.
— Я позже приду к тебе. На рюмку виски или на стакан вина. — Доната подтащила к кровати маленькое кресло.
— Я и не знал, что у тебя есть сестра, — заметил Тобиас, когда они остались вдвоем.
Доната рассказала ему о разводе Сильвии с мужем, о ее детях, о своих отношениях с сестрой.
— Впрочем, интересно ли тебе все это вообще? — прервала она себя.
Он широко раскрыл свои запавшие глаза.
— Мне интересно все, что касается тебя. А как вы относились друг к другу в детстве?
— Она ведь значительно старше меня. Впрочем, с годами это, кажется, сглаживается.
— Она тебя баловала? Проявляла материнское внимание?
— Наоборот. Она меня донимала, как только могла. Исподтишка, конечно. Родители, наверное, никогда этого не замечали.
— Ревновала тебя?
— Да. Потому что я была любимицей отца. Она и сейчас меня в этом упрекает.
— Но ты ведь в этом не виновата. Значит, она просто не сумела занять уголок в его сердце.
— Она считает, что я ее оттуда вытеснила. Знаешь, я думаю, получилось это так. Мама меня рожать не хотела, я ведь последыш. Ей в момент моего рождения было уже под сорок. Но отец настоял на том, чтобы я появилась на свет. И, помня об этом, заботился обо мне больше, чем это обычно свойственно отцам. Он хотел видеть во мне нечто особенное, чтобы оправдаться перед самим собой.
— Ты и есть нечто особенное, Доната.
— И он же выбрал мне имя.
— «Доната» это ведь значит «Дарёная», «Дар небес». Расскажи мне еще о себе.
Вот так получилось, что она долго просидела у его постели, перебирая полузабытые моменты детства, и почти упустила из виду, что давно пора навестить Сильвию. Только заметив, что его вопросы иссякли и он действительно утомлен, она оставила его одного.