– Славный городок, – негромко произнес я. Тибо посмотрел на площадь и задумчиво сказал:
– Ага.
* * *
Прибыли последние гости (испанский король со смешным именем Альфонс), и решено было на следующий же день приступить к основному развлечению – к турниру.
Ричард Львиное Сердце на новорожденного своего племянничка посмотреть так и не приехал. Жаль. Но нет так нет…
Хотя перед «благородным развлечением» следовало бы хорошенько выспаться, полночи мы с де Эльбеном просидели за андалузским вином, щедро сдобренным разговорами за жизнь. Тамплиер был невесел. Провал миссии по сопровождению легата Верочелле обошелся ему дороже, чем он предполагал. По сути, все время их совместного путешествия с легатом Ги делал прямо противоположное тому, что должен был делать, по мнению людей, отправивших его сопровождать легата: графа Тулузского и командора монастыря Ле-Демен. То, что во время нашего спора с легатом Ги отказался выполнить прямой приказ Пабло Верочелле, было последней каплей, окончательно испортившей отношения между Церковью и Тулузским графством. Так что мой товарищ мог распроститься с мечтами сделать в этих землях карьеру. Напротив, его присутствие здесь стало, как бы это сказать… неудобным. Да, именно «неудобным». В неофициальной обстановке власть предержащие ясно дали понять Ги де Эльбену, что его отсутствие в Тулузе никого из его прежних покровителей не опечалит.
…Ги размахивал кубком, обильно орошая ковер андалузским вином, и мрачно вещал:
– …На что я Морису де Нийому говорю: «Это же крыса, командор, не слуга Божий, а самая что ни на есть чертова крыса… И разговаривать с ним по-человечески нельзя!» А он мне: «Чтоб после турнира и духу твоего здесь не было!»
То есть моему другу фактически велено убираться из Лангедока. Хотя бы на ближайшие несколько лет. Куда – его дело. Впрочем, тамплиер нигде не пропадет, это ясно.
* * *
…Зевая и потягиваясь, я вышел из шатра. Было раннее утро. Лагерь… пардон, рыцарский стан, бурлил и гудел, как кастрюля с супом, вот-вот начинающая закипать. Рыцари облачались в доспехи, оруженосцы и слуги сновали, как ошалелые, силясь поспеть по всем поручениям, которые давали им хозяева: кто-то в спешке чинил вооружение, кто-то штопал одежду, кто-то вел к кузнецу подковать лошадь, у которой расшаталась подкова… Какому-то рыцарю чуть ли не на ходу пришивали рукав. По местной моде рукава к платью или камзолу нередко делались съемными – вечером их снимали, а утром пришивали заново. Другой рыцарь потащил за ухо верещащего мальчишку лет четырнадцати – видимо, оруженосца, оказавшегося недостаточно расторопным…