Так и ползли. Три часа идешь, пять сидишь, ждешь, пока инженеры мост наладят или дорогу расчистят, да укрепят. А то и сам деревья валишь и лопатой машешь до седьмого пота. Да все под дождем, по колено в стылой воде или грязи. Костер и тот не особо разведешь, все мокрое. Если и дрова и займутся, то дымят так, что близко не подойдешь, чтобы руки окоченевшие отогреть. Жевали сухари да вяленое мясо. Тоже все заплесневевшее, пополам с дождевой водой.
— Не кончится все это добром, — проворчал Бык, поглядывая по сторонам.
Я шел рядом с ним, в голове нашей когорты. Позади — сигнифер первого манипула с боевым значком и музыканты с инструментами, завернутыми в какие-то тряпки и куски кожи.
— Лучшего места для засады не найти, — поддакнул я.
Слева и справа нас окружали невысокие, густо поросшие лесом холмы. Противник запросто мог бы незаметно подойти почти вплотную к колонне.
— Да вся эта проклятая Германия — одна большая засада, — Бык плюнул под ноги и в сердцах заорал: — Подтянись, бараны!
Солдаты ответили глухим ворчанием, но шагу прибавили.
— Ишь, еще и недовольны. Распустили их тут… Ох, распустили. Моя бы воля…
Что было бы в этом случае, я примерно себе представлял. Третий год я служил под началом этого центуриона и был уверен, что дай ему под командование один легион, через месяц все остальные можно было бы распускать. Этот легион покорил бы весь мир и кусочек неба в придачу. Такой уж человек был Квинт Серторий по прозвищу Бык. Поначалу я его боялся, потом ненавидел, затем уважал, теперь не задумываясь полез бы в любое дерьмо, чтобы спасти его шкуру. Он не был добрым парнем, нет. Но он был самым лучшим командиром, которого я когда-либо знал. Готовым снять кожу с солдата в мирное время, и отдать свою жизнь за последнего новобранца на поле боя.
У него было звериное чутье на опасность. В двадцатом легионе все знали: если Бык начинает нервничать и почем зря гонять рядовых, значит, жди беды. И это чутье ни разу не подвело его. Во всяком случае, на моей памяти. Точно так же он нутром чуял, как выбраться из ловушки. Если его манипул попадал в окружение, Бык точно знал, в какое место нужно ударить, чтобы вырваться. Причем, иногда его решения противоречили всем законам военного искусства. Но он никогда не ошибался. Его решение всегда было единственно верным. Я доверял ему безгранично.
И во время того марша, видя, что Бык сам не свой, я держал оружие наготове. Наверное, поэтому и остался жив.
Все произошло на второй день марша. Ночь мы провели спокойно, соорудив на ровном, свободном от деревьев месте лагерь. Дозоры не заметили ничего подозрительного, поэтому рано утром мы, как обычно, разобрали лагерь, сожгли то, что нельзя было разобрать и двинулись в путь. Выступление было омрачено одним событием. Двух легионных орлов знаменосцы долго не могли сдвинуть с места. Заостренные концы древков словно вросли в землю. Пришлось им помогать.