Операция "ГОРБИ" (Гранатова) - страница 233
Ее распирала гордость: куда там простым репортерам до нее — большой шестеренки машины большой политики! Она уже представила себе, как войдет внутрь и, отогреваясь за чашкой душистого чая, заведет неторопливый разговор со статусными холеными мужчинами в дорогих пиджаках и галстуках… Закрытое для посторонних взоров место притягивало своей секретностью…
Ветер продолжал сыпать в лицо охапками ледяных игл, а небо все больше затягивалось чернильными тучами. Ноябрь. Печальный месяц стремительно уходящей осени. Да разве только осень умирала? Где-то там, далеко в Берлине, люди голыми руками ломали и крушили ненавистную стену, грохотали фанфары долгожданной свободы фейерверк, вспышек фотоаппаратов освещал эту великую драму столетия. А здесь, в Москве, было холодно и промозгло, и последние птицы покинули свои обжитые за лето гнезда, и теперь их дома сиротливо чернели на голых ветвях покрывшихся ледяной коркой деревьев. Жидкие облачка жалостливо бежали по серому, несвежему, словно давно не стиранная простыня, небу, нелепо отражаясь вверх тормашками в уже подернувшихся льдом мутных лужах стареньких городских переулков.
И вот, наконец, Новинский бульвар, и высокий, желто-серый угловой дом, как раз напротив высотки-«книжки» с вертящимся глобусом. Там, на самом верху, где и лифт-то уже не ходит, почти под чердаком, — маленькая однокомнатная квартира Юлиана Семенова. Того самого писателя, что придумал Штирлица и потому сам выглядел легендой русской разведки…
Ирис остановилась на мгновение под окнами углового дома на Новинском бульваре, стараясь разглядеть окна квартиры знаменитого писателя. Она представила, как Юлиан Семенов отстукивал там на пишущей машинке свои знаменитые детективы. Как его в кольцах пряного табачного дыма окружают африканские маски, белые коралловые ветки, смешные обезьяны, вырезанные из кокосового ореха, дамасские клинки в кожаных ножнах, узкогорлые латунные вазы с арабским узором и другие трофеи удивительных рабочих командировок.
Интересно, что бы сказал создатель легендарного Штирлица, узнав о том, что у него тут под боком разворачивается совсем иная политика? Что за странный гонорар лежал в сумочке Ирис? Кто заказал за эти деньги особую политическую музыку?
Вбежав в зал для прессы, Ирис обнаружила, что там уже полно народу. Никакого «чаепития за русским самоваром» и задушевного общения со львами большой политики да серыми кардиналами власти не предполагалось. Все держались холод-но-отстраненно друг от друга. Холодный призрачный свет ноябрьского дня, падающий сквозь заледенелые окна. Хрустальные люстры и изысканные хрустальные бра на салатно-зеленых стенах. Белая узорчатая лепнина на потолке и ярко-изумрудные ковровые дорожки, небрежно брошенные через сверкающий паркет. Длинный и узкий деревянный стол со слегка скругленными углами. Вокруг стола — умнейшие из умнейших политологов, социологов, экономистов. Эксперты. Перед каждым — маленький черный микрофон, бутылка минеральной воды и высокий фужер с алмазными гранями «гусь-хрустального» сервиза. За их спинами предлагается устроиться остальным: лучшим журналистам Москвы, молодым историкам, политологам и прочим, подающим надежды, «избранным». Ведущий — в центре стола, в эффектном черном пиджаке, почти смокинге. Звенит в колокольчик, объявляя начало заседания.