Вечерние прогулки при полной луне (Жужунава) - страница 3

Однажды осенью Иван Иванович шел с работы и вдруг услыхал жалобное поскуливание, доносившееся как будто из-под земли. Подойдя ближе, он увидел канаву, оставленную рабочими, как это у нас водится, и залитую водой, в которой плавал этот самый Жук. Похоже, он уже выбился из сил, потому что повизгивание его звучало совсем жалобно, однако, при виде человека удвоил усилия. Иван Иванович собирался просто пройти мимо, но тут на глаза ему попался большой камень, как нарочно положенный сбоку дороги. Он поднял его, взвесил на ладони и метким ударом послал точно в голову Жука, ощутив на мгновение острый, яркий всплеск восторга. Брезгливо вытерев платком руки, он пошел дальше, злорадно представляя переживания неприятной ему особы по поводу гибели любимой собаки. В душе звучала тихая, но торжественная музыка выполненного долга. Так сказать, безвестный герой.

Воспоминание об этом благородном поступке и связанных с ним приятных ощущений однажды натолкнула его на интересную мысль. Отправляясь на обязательную вечернюю прогулку, он прихватил с собой кусок колбасы. Увидев подходящего пса — небольшого и не очень свирепого на вид — он заманил его на окраину города и легко расправился с ним. Все прошло без сучка-задоринки. Пес оказался доверчивым, как почти все эти недоумки, а дразнящий запах колбасы и вовсе свел его с ума. И опять у Ивана Ивановича возникло острое чувство радости и спокойное, гордое удовлетворение человека, не гнушающегося грязной работой ради спасения общества. Дома Иван Иванович провел внизу на календаре жирную черту фломастером, подумал — и добавил к ней еще две, вспомнив свои прошлые подвиги. Тем самым он открыл счет, который в дальнейшем продолжал неуклонно расти. Жаль, что никому нельзя было рассказать о своих благородных трудах, но он чувствовал, что делать этого не стоило. Современным людям не хватало жестокости, ясно обозначенной цели и мужества. И умными их тоже трудно было назвать, поскольку они явно не отдавали себе отчета в том, насколько опасен путь, на который они повернули в последнее время. Все эти игры в демократию, милосердие и терпимость. Но ничего, еще, как говорится, не вечер. Иван Иванович верил, что люди, подобно ему осознающие опасность, есть. Они как дрожжи. Сейчас незаметные, сухие, как будто лишенные жизни, они ждут своего часа. И рано или поздно, но тесто взойдет. А пока каждый делает что может.

Стояла ранняя зима, морозец лишь чуть-чуть пощипывал — самое хорошее время. Иван Иванович надел синий спортивный костюм, который очень ему шел. Колбасу он уже давно с собой не брал, поскольку всегда находился дуралей, которого можно было привлечь простым проявлением к нему интереса. За дверью на лестничной клетке почти прямо у порога сидела собака, он чуть не налетел на нее, выходя. Зимой в подъезде часто грелись бездомные псы, но они редко поднимались на высокие этажи. Это была маленькая белая болонка с шелковистой шерстью, кое-где уже грязной, и черными глазами-бусинками, почти занавешенными кудрями. Когда Иван Иванович открыл дверь, она отскочила и затрусила вниз по лестнице, изредка оглядываясь. Они вышли на улицу, один впереди другого, и собака сразу же растаяла в голубых сумерках. Скорым шагом, пружинистой походкой Иван Иванович двинулся своим излюбленным маршрутом — к вокзалу, служившему для него неиссякаемым источником собак. Вскоре он вышел на окраину и углубился в небольшой лесок. Стемнело, тени из синих стали черными, над деревьями взошла огромная серебряная луна. Вдруг на тропинке впереди что-то ярко блеснуло. Подойдя ближе и наклонившись, Иван Иванович увидел, что это монета, и, судя по размерам, рубль. Он протянул руку, чтобы поднять ее, и странным образом промахнулся. Монета осталась в стороне, а рука ткнулась в снег рядом. Повторив попытку, он отчетливо увидел, как монета сдвинулась в сторону в тот момент, когда он собирался ее схватить, и тут ему все стало ясно. Это была шутка, во времена его детства таким образом на дороге бросали кошелек, привязанный за ниточку. В принципе можно найти способ проделать то же самое и с монетой. И место выбрано удачно — движения большого нет, и все же время от времени кто-нибудь да пройдет на вокзал. Оставалось проанализировать, где скрываются шутники, и проучить их. Продолжая стоять наклонившись и как бы с удивлением разглядывать монету, он поднял глаза. Странно, но именно здесь деревья стояли довольно далеко от дороги. По обе стороны от нее серебрился нетронутый снег, из которого лишь кое-где торчали невысокие черные кусты. Получалось, что озорники спрятались довольно далеко, вне пределов досягаемости, так что, по-видимому, единственное, что он мог сделать, это оставить их с носом. Проследить направление движения монеты и быстрым движением пересечь нить, или проволоку, или что там еще, к чему она была прикреплена. Иван Иванович снова протянул руку, внимательно вглядываясь, и тут боковым зрением заметил движение в стороне от дороги. Он непроизвольно поднял голову — и замер. В первый момент ему показалось, что это кустики, растущие там и тут, движутся, окружая его плотным кольцом. Это было совершенно невероятно, просто этого не могло быть, и он тут же понял, что этого и не было. Двигались, конечно, не кусты, а какие-то твари. В полном молчании, лежа на брюхе, они ползли к нему, черные и страшные. Он оглянулся — позади было то же самое. Кто это? Неужели, волки? Так близко от города? Внезапно круг разорвался, из него выскочила и бросилась ему под ноги собака, в которой он с удивлением узнал болонку, встретившуюся ему в подъезде, и понял, что твари, напугавшие его, всего лишь ее собратья. Мгновенно он испытал чувство облегченья, потому что теперь, по крайней мере, было ясно, кто перед ним. Болонка прыгала вокруг него, громко лая, и это как бы послужило сигналом для остальных. Они поднялись и, быстро проскочив отделявшее их от Ивана Ивановича расстояние, уселись вокруг плотным кольцом. Это были могучие, сильные псы, все как на подбор — овчарки или лайки. Что с ними? Одичали, что ли? Он сделал резкий шаг назад, пытаясь вырваться из круга, но огромный пес, вскочив на задние лапы, передними отпихнул его обратно. Мутная волна страха и злобы захлестнула Ивана Ивановича. Схватив болонку, которая пронзительно завизжала, он швырнул ее впереди себя, прямо на ее собратьев, которые отпрянули от него, на мгновение разомкнув кольцо, с рычанием кинулись на него со всех сторон и свалили с ног. Отчаянно барахтаясь, раздавая удары направо и налево, он пытался вырваться, но безрезультатно. Неужели — все? Он боролся изо всех сил, и многие собаки отлетали в сторону, визжа, но уже через минуту стало ясно, что схватка проиграна. Иван Иванович лежал на спине, прижатый могучими лапами, огромная собачья пасть с острыми клыками и вывалившимся красным языком, с которого капала слюна, приближалась к его горлу, а кругом, отпихивая друг друга, тянули морды другие звери, желая принять участие в расправе. Иван Иванович в ужасе закрыл глаза — и услыхал крик. Слов было не разобрать, звук доносился издалека, но одно не вызывало сомнений — голос был человеческий. Мгновенно воспрянув духом, Иван Иванович увернулся от страшной морды и закричал: