— Мне было любопытно увидеть вас.
— И только?
— Простите.
Он извинялся по крайней мере пятый раз.
— Я болен, очень болен. Все дело в этом.
— Однако ваш сын исчез.
Лагранж забеспокоился.
— Может быть, он поступил, как его сестра?
— А что сделала его сестра?
— Когда ей исполнилось двадцать один год, в самый день рождения, она ушла, не сказав ни слова, со всеми вещами.
— Мужчина?
— Нет. Она работает в бельевом магазине, в пассаже на Елисейских полях и живет с подругой.
— Почему?
— Не знаю.
— У вас есть старший сын?
— Да, Филипп. Он женат.
— А вы не думаете, что Алэн у него?
— Они не встречаются. Ничего не случилось, уверяю вас, кроме того, что я болен и остался один. Мне стыдно, что вы побеспокоились. Доктор не должен был… Не знаю, зачем я сказал ему про Алэна. Наверное, у меня была высокая температура. Может быть, и сейчас. Не нужно оставаться здесь. Такой беспорядок! Очень душно. Не могу предложить вам даже стакан вина.
Мегрэ не решился спросить, есть ли у него деньги. В комнате было жарко, удушливо жарко, воздух тяжелый, спертый.
— Не открыть ли окно?
— Нет. Слишком шумно. У меня болит голова. Все болит.
— Может быть, лучше отправить вас в больницу?
Это его испугало.
— Только не это! Я хочу остаться здесь.
— Чтобы дождаться сына?
— Не знаю.
Странно. Временами Мегрэ охватывала жалость, и сразу же он раздражался, чувствуя, что перед ним играют комедию.
Возможно, этот человек был действительно болен, но не настолько, чтобы распластываться на постели, как жирный червяк, не настолько, чтобы в глазах у него стояли слезы, а толстые губы складывались в гримасу плачущего ребенка.
— Скажите, Лагранж…
Мегрэ замолчал и вдруг поймал взгляд Лагранжа, ставший неожиданно твердым, один из тех пронзительных взглядов, который на вас украдкой бросают женщины, когда им кажется, что вы разгадали их тайну.
— Что?
— Вы уверены, что, когда просили доктора пригласить вас на обед для встречи со мной, вам нечего было мне рассказать?
— Клянусь, я его просил просто так…
Он лгал: именно поэтому и клялся. Опять же как женщина.
— Не хотите дать никаких указаний, которые помогут нам найти вашего сына?
В углу комнаты стоял комод. Мегрэ подошел к нему, все время чувствуя на себе взгляд Лагранжа.
— Все же я попрошу у вас его фотографию.
Лагранж собирался ответить, что у него ее нет.
Мегрэ был настолько в этом уверен, что как бы машинально выдвинул один из ящиков комода.
— Здесь?
В ящике были ключи, старый бумажник, картонная коробка с пуговицами, какие-то бумаги, счета на газ и электричество.
— Дайте мне его.
— Что?
— Бумажник.
Опасаясь, что комиссар сам раскроет бумажник, он нашел в себе силы приподняться на локте.